брезент шлепнулись первые тяжелые кисти ягод.
– Ветки-то зазря не ломайте, да сами не обвалитесь на беду, – остерегла с крыльца старуха, хозяйка дома, Шурина бабушка. Но ее никто не слушал.
А кисти падали и падали – янтарными на солнце брызгами отскакивали от брезента ягоды, и дерево как будто вздыхало, расправляя затекшие ветви… Оказалось, и ягоды оборвать непросто: на дерево-то взлезешь, а до ягод на тонких ветвях не дотянешься. Удобнее ветки над головой притягивать, но ведь и держаться надо – не то сверзишься! Зато товарки тоже приспособились: две подпирают лестницу, а третья на горе – и тут уж раздолье, кисти одна к одной.
И не заметили, как солнышко уже над Сурой зависло. Уже и с наряда колхозницы пошли. Наконец и мы спешились: глянули вверх на свою работу – и жалко стало красавицу рябину. Как же мы ее изуродовали! Была барынька в сарафане – поободрали, пообломали, повыщипали. А ведь и половину не обобрали.
По плетюхе с горой уволокли Вале и Зине, две плетюхи без горы – Шуре. Взялись за россыпь.
– А куда же ее так много? – полюбопытствовал Митя.
Валя откинула волосы со лба и как-то безнадежно вздохнула.
– Усохнет – и немного. Еще и в лес пойдем.
– И на всю зиму хватит? – Меня тревожила зима.
– Да не себе это – в счет налога.
– Рябиновую водку настаивать будут на заводе, – хмуро пояснила Зина.
И вновь непонятное для нас чудовище – налог! Какой налог? За что?
Потом я увидел, как с кистей обрывали ягоды на противни и ставили в русскую печь – сушиться. И тогда из головы не уходил – как жестокий приговор – налог!
Как мыли избу
Две оказии в один день! С утра засуетились мои товарки: избу мыть! С ними и еще две шабёрки[2] постарше. Оказалось, когда я еще спал, они уже нагрели в бане воды, приготовили щёлок[3] – и теперь суматошничали с ведрами, с тряпками и голиками[4]. Я бегал следом за Валей и надоедливо допытывался:
– Валь, Валя, а как это мыть?..
– Ну, летошний! Мыть водой со щелоком, а пол с дресвой…[5]
Для меня это были очередные загадки, и я с негодованием, правда, негодование было притворное, закричал:
– Ты мне скажи – и с улицы мыть будете?! Каждую неделю, что ли, моете?!
Она уставилась на меня недоуменно, дважды хмыкнула, но даже не засмеялась – поняла, что для меня все в диковинку, как если бы в городе начали мылить булыжные мостовые. И Валя коротко пояснила… Изб, оклеенных обоями, в Смольках нет. Редко у кого крашеные полы. Поэтому дважды в год – к празднику праздников, к Пасхе, и к престольному празднику – избы моют теплой водой со щелоком. До войны и с мылом мыли, но после войны мыла в деревне нет, только для рук хозяйственное, вот и заваривают для стирок и для мытья изб щелок. Кстати, и головы щелоком мыли. Для этого и золу хранили специально… Сговаривались, как теперь, пять товарок и мыли поочередно пять изб – одну избу в день. И никакой тут хитрости. А снаружи дом и дождем ополоснет.
Я восторгался,