светлая шерсть свалялась в большие колтуны, одно ухо отгрызено в борьбе за территорию, глаза вечно гноятся, а мяуканье похоже на противный скрип старика. Удивительно, но этого доходягу любили все кошки деревни. За что, для бабы Кати оставалось загадкой. Её собственный муж был статным и видным мужчиной. Таким и остался тридцать лет назад. Даже в гробу выглядел неприлично свежо. Его тело она обнаружила придя с работы. Федор сел ужинать, стало плохо с сердцем, и он упал лицом в суп. Так она его и нашла.
Похоронив и отгоревав своё, поехала к родителям. Деревня на двадцать домов в два порядка встретила ее своими порядками и законами. Старухи неодобрительно цокали языками, когда видели ее загорающей в купальнике. А молодые женщины, за спиной, костерили на чем свет стоит, беспокоясь за верность своих мужиков. Будучи еще молодой, но уже чувствуя нестерпимый холод где – то в груди, прямо у солнечного сплетения, Екатерина решила остаться на подольше в поселке, надеясь отогреться в родительском доме. Грянула перестройка, а за ней и дефолт. Стоимость ее квартиры на Крайнем Севере упала окончательно. Она продала ее не думая, лишь бы не возвращаться в то место, где умер любимый человек. Денег от продажи жилплощади хватило только на оплату контейнера для перевозки вещей. Так и осталась она у родителей, не найдя в себе больше сил полюбить кого – то. И без своего угла.
Сегодня баба Катя ждала племянниц. Из своих детей у неё был непутевый сын, Валерка, который пил по-черному всю свою жизнь и только к 50 годам одумался, когда чуть не помер. Нашел женщину с жильем, начал обустраиваться. Сына старушка любила, но он был шалопай и обормот. То ли городские дочки брата Екатерины, Петра. Обе тихие, неприметные, одна белобрысая, другая чернявая. Алиса и Лидия. Девчонкам уже ближе к 40, а она еще помнит, как выбирала им кукол, чтобы отправить посылкой к дням рождениям. А сестры помнят, какую радость им доставляло сдирать сургуч с крепко сколоченных деревянных ящиков, в предвкушении подарков.
Теперь сестры приезжали редко. Городская жизнь она такая. Утром, едва продерешь глаза, надо ехать на работу, а вечером уже падаешь без сил. Где уж тут добраться до полупустой деревни, с перекошенным домишком и старой бабушкой в цветастом платочке. Обе взрослых женщины были уверены, что шанс повидаться еще будет, и они обязательно если не на эти выходные, то на следующие – то точно навестят бабу Катю. Но наступала пятница, а за ней и суббота и у обоих обязательно возникали неотложные дела, которые надо было решать «вот прямо сейчас».
За раздумьями баба Катя не сразу услышала, как залаяла собака. А когда очнулась, всплеснула руками и поспешила встречать гостей. Во дворе, у калитки, стояли две женщины, неуловимо похожие между собой. Одна высокая, ростом почти как мужчина, худая, длинные волосы собраны в хвост. Вторая ниже, светлая короткая стрижка растрепалась, пряди заправлены за уши, очки поблескивают на уходящем в закат солнце.
– Батюшки святы, приехали! Да замолчи ты, ирод окаянный, все брешешь и брешешь! Пса толкнули в упитанный бок, и он освободил дорогу к дому. Цепь как раз была такой длины, чтобы не дать пройти случайным визитерам.
– На пороге скидывайте обувку и ставьте в тумбочку, чтобы коты не ободрали. Вон тапки для вас приготовила, мягкие и теплые! Скорее заходите, чай сейчас поставлю, я вам чебуреков напекла! – суетилась старушка.
Чебуреки. Эти хрустящие, с румяной корочкой и ароматной, сочной мясной начинкой татарские пирожки заслуживали отдельного внимания. Их приготовление – это целый ритуал. Девчонки с детства привыкли, что в каждый их приезд – это блюдо было обязательным. День начинался с того, что баба Катя вставала в 4 часа утра. За окном было еще совсем темно. Осторожно пробираясь из «передней» комнаты в «заднюю», которая, по совместительству, служила кухней, она замешивала и раскатывала мягкое тесто. В белой эмалированной кастрюльке, с выщербленным дном и ярко – красным цветочком на пузатом боку, смешивала фарш с мелконарезанным белым луком, укропом и петрушкой. Добавляла немного воды. Старая, черная снаружи от многолетней копоти и светло-серебряная внутри сковорода небольших размеров, ставилась на сильный огонь. Ярко – синее газовое пламя уютно шумело и ждало начало процесса, согревая женщину на тускло освященной кухне. Пахнувшее семечками ярко – желтое масло разогревалось на накаленной сковороде и принимало в себя первый чебурек. Аппетитная корочка появлялась ровно через минуту. Приплюснутый пирожок переворачивался на другой бок, а потом выкладывался на бумажную салфетку, которая вбирала в себя излишки масла и жира. Делалось все это в абсолютной тишине, которую нарушало только шкварчание. Это была часть заботы о тех, кто приехал домой. Все движения мягкие и аккуратные, лишь бы никого не разбудить. Сама, тогда еще молодая и совсем не «баба» Катя, уже начинала страдать от бессонницы. Поэтому, сохранить чужой сон казалось ей главной задачей. Такой же важной, как и напечь вкусных, с хрустящей корочкой чебуреков. Сладкий, черный, крепкий чай – шел к ним в сопровождение. Первой к столу приходила Лидия. Она спала на кухне, за занавеской, у печи. Раньше над кроватью, под самым потомком, были палати. На них размещали припозднившихся гостей. Даже в ночь её свадьбы там, помнится, кто – то спал… Потом их убрали. А память осталась. Девочка шлепала босыми ногами по деревянному