пришла ужасающая мысль. Неужели это будет происходить каждую ночь?
Элси принесла очередную чашку кофе. Улыбнулась, помахала рукой и ушла.
Он глядел на множество людей вокруг, входящих в свои крохотные офисы с полупрозрачными стенами. Некоторые бросали на него взгляды, некоторые кивали, другие проходили мимо в молчании, погруженные в свои мысли. Он поглядел на стоящие в ряд мониторы вдоль дальней стены. Пустой школьный автобус, фото самой школы «Голденвуд». Плачущая женщина. Снова Лон Чейни, выглядящий, будто гигантский плюшевый медведь, ломящийся сквозь окутанный туманом лес, с торчащими волчьими ушами.
Ройбен крутанулся на вращающемся кресле, схватил телефон и набрал номер службы коронеров. Согласился подождать.
«Я ничего этого не хочу делать, – думал он. – Я не могу делать это. От меня все ускользает из-за того, что случилось со мной самим. Я не могу. Конечно, мне жаль мисс Ларсон, жаль, что она страдает из-за того, что ей никто не верит, но, черт, я спас ей жизнь! Я не обязан сидеть здесь и все это делать. В последнюю очередь стоило поручать это мне. Проблема в том, что вся эта работа не имеет смысла. По крайней мере для меня».
Но затем Ройбена охватило странное спокойствие. Одна из коллег, дружелюбная и общительная Пегги Флинн, принесла ему тарелку с печеньем. В ответ он сердечно улыбнулся, привычно. Но ничего не почувствовал, так, будто вовсе с ней не знаком, будто они не работают вместе, будто они вообще живут в разных мирах.
Так оно и есть. Они живут в разных мирах. Никто не живет в том мире, в котором теперь живет он. Никому не дано этого.
Кроме, разве что, того существа, которое напало на него в Мендосино. Он закрыл глаза. Ощутил клыки, впивающиеся в кожу головы, в лицо, ужасающую боль, когда в его плоть погрузились эти зубы.
А если бы он не убил того мужчину в переулке в Норт-Бич, стал бы тот таким же оборотнем, как Ройбен?! Он вздрогнул. Слава богу, он его убил. Эй, подожди-ка. Это что у тебя за молитва такая?
Он побледнел.
Кофе в чашке показался ему бензином, а печенье в тарелке – кусками штукатурки.
Ведь это необратимо, так? Это не вопрос выбора. По сути, у него не было ни малейшей возможности что-то контролировать.
Голос патологоанатома вырвал его из раздумий.
– Да, это было животное, совершенно точно. Мы нашли в слюне лизоцим. У людей в слюне такого не бывает. У людей в слюне много амилазы, которая начинает расщеплять углеводы прямо в процессе еды. У плотоядных зверей в слюне нет амилазы, зато много лизоцима, который убивает бактерии в пище. Поэтому собаки могут есть содержимое мусорных баков, или гниющие трупы, а мы не можем. Но, скажу я вам, что-то странное с этим зверем, кто бы он ни был. У него в слюне лизоцима больше, чем у любой собаки. А еще другие энзимы, которые мы не имеем возможности анализировать в наших условиях. Такие исследования длятся месяцами.
Нет, никаких волос, никакой шерсти, ничего такого. Они нашли какие-то волокна вроде бы, но потом оказалось, что проверять-то и нечего.
Когда Ройбен положил трубку, его сердце колотилось.