видеть везде, куда ни приедешь. В пригороде Берлина тебе померещится Малая коса.
Нам дали задание: разгрести кабинет москвоведения. Елизавета Ивановна, наша классуха до седьмого класса, с этого года в школе не работала. И кабинет москвоведения превращался в кабинет французского языка.
– Глянь, чего нашла, – Санька Идрисова кинула на парту старый мятый листок, разгладила кулаками.
«Обяснительная», – прочли мы. Кривейший, страшнейший и до боли знакомый почерк.
«…Я, Тимофей Седов из 7-го “Б” класса, несколько раз ударил Рахматуллина Толю по голове, за то что тот обзывал меня следущими словами: чупа-чупс волосатый, придурок, грёбаное седалище…»
«Обяснительные» мы писали все. Елизавета Ивановна учила нас честности. А ещё, пожалуй, – не бояться ругаться.
Она вела у нас москвоведение. Она была родом из Рязани.
У неё пятеро детей, и все разбросаны по классам. Нашему классу достался Макс. Он любит мать, искусство и говорить, что у нас учатся дебилы.
Она вела москвоведение и была нашей классной. В пятом классе она сказала:
– Ещё раз увижу, как кто-то кому-то задрал юбку – заставлю при всех задрать юбку мне и посмотреть, что́ там!
В шестом классе Надя Беркут на уборке подошла к ней и спросила:
– Елизавета Ивановна, а куда мусор складывать?
Классная ответила что-то, изящно заслонив рот рукой.
– Елизавета Ивановна! – с укором сказала Надя.
– Так, теперь дружно все заткнитеся! – говорила она нам, заходя в класс. А когда была в хорошем настроении, говорила так:
– Ну всё, успокоились, вот я вам и по шоколадинке-то пораздаю!
Её собственные дети задиристы и вымуштрованы одновременно. Девчонки никогда не ходят распустив волосы. Мне она регулярно делала замечания.
– Алина, завяжи волосы! – слышала я у доски: я стояла спиной к классу и писала мелом какую-то таблицу. – В этом наша-то красота: коса длинная, ноги и грудь. Ну, грудь у нас с вами пока не выросла…
Я качала головой и продолжала рисовать таблицу. К этому все привыкли.
Однажды завуч Михална заболела, и классная неделю заменяла биологию. Мы прошли с ней млекопитающих, и после этого она сказала:
– А дальше вы сами почитаете. Понятно? Параграф двадцать один. Кто может, тот почитает, а кто не может, тому ничего не будет.
Мы открыли учебник. Это была теория Дарвина.
В том же седьмом ей дали часы по граждановедению. Елизавета Ивановна задала сочинение: муж или жена моей мечты. Маринка, наша староста, написала: «Мой избранник должен отстаивать свою точку зрения, в том числе в споре со мной». Елизавета Ивановна была в восторге и поставила Маринке «отлично».
Я написала, что муж моей мечты должен быть за гендерное равноправие. Елизавета Ивановна одёрнула юбку, поправила на груди платок. Потеребила крестик. И сказала:
– Ну ладно, за хороший слог поставлю «четыре».
После нашего седьмого Елизавета Ивановна уволилась, и Макс тоже куда-то пропал. Говорили, пошёл в художку, но от него самого вестей не было никаких.
Однажды