мне в рот порцию гомеопатических шариков.
Как-то, решив всыпать мне в очередной раз кониум, в шутку прозванный нами «лошадиумом», бабушка вышла во двор и не увидела меня.
– Саша! – крикнула она. – Саша!!
Ни звука в ответ.
– Саша!!! – заорала она и двинулась в обход дома, надеясь меня найти.
Найти меня было невозможно. Я был с приятелем в МАДИ и, сидя на крыше одного из трехэтажных корпусов, размышлял, куда приспособить найденный на чердаке коленчатый вал. Услышав зов бабушки с гомеопатией, я страшно перепугался и в ужасе заметался по крыше, не зная, куда деваться. Не выпить гомеопатию было все равно что самовольно отлучиться с поста. Мой страх передался приятелю. Он съежился и, с опаской глядя вниз, прошептал:
– А она сюда не влезет?
Со страху я принял его слова всерьез и решил, что пока бабушка действительно не влезла к нам, надо скорее бежать ей навстречу. Мой путь-полет во двор занял минут пять. Все это время бабушка ходила вокруг дома, держа на вытянутой руке коробочку с гомеопатией, и кричала:
– Где ты, скотина?
Будь она в деревне, очевидцы могли бы подумать, что у нее убежала коза, но в городе…
Наконец я влетел во двор. Бабушки нигде не было видно, но по отдаленным крикам я догадался, что она с другой стороны дома. Запыхавшийся приятель подбежал ко мне и, еле переводя дух, спросил:
– А лазат еще пойдем?
Я сплюнул и, как человек, знающий, что происходит и чем такие вещи кончаются, веско сказал:
– Отлазились.
– Отлазались… – как бы вдумываясь в смысл этого страшного слова, тихо повторил приятель.
И тут из-за угла вышла бабушка.
– Где ты шлялся? Иди сюда. Пей гомеопатию.
Приятель тут же испарился. Бабушка подошла ко мне… А я потный!
Потеть мне не разрешалось. Это было еще более тяжким преступлением, чем опоздать на прием гомеопатии! Бабушка объясняла, что, потея, человек остывает, теряет сопротивляемость организма, а стафилококк, почуяв это, размножается и вызывает гайморит. Я помнил, что сгнить от гайморита не успею, потому что, если буду потный, бабушка убьет меня раньше, чем проснется стафилококк. Но как я ни сдерживался, на бегу все равно вспотел, и спасти меня теперь ничто не могло.
– Пошли домой, – сказала бабушка, когда я выпил гомеопатию.
В лифте она посмотрела на меня внимательно, изменилась в лице и сняла с моей головы красную шапочку. Волосы были мокрыми. Она опустила руку мне за шиворот и поняла, что я потный.
– Вспотел… Матерь божья, заступница, вспотел, сволочь! Господи, спаси, сохрани! Ну сейчас я тебе, тварь, сделаю козью морду!
Мы вошли в квартиру.
– Снимай все, ну скорей. Рубаху снимай. Весь потный, сволочь, весь…
– О-ой! – протянула она, беря рубашку. – Вся мокрая! Вся насквозь! Завернись в одеяло, сейчас разотру. Где ты был? Отвечай!
– Мы с Борей в МАДИ ходили, – пролепетал я.
– В МАДИ! Ах