Поднял рюмку. Ну, будем, дай Бог, чтоб не последняя. – Он выпил, скривив физиономию до неузнаваемости, пытаясь рассмотреть голубую этикетку на бутылке. – И откуда мы такую голубенькую голубушку привезли, что-то не припомню. По-моему, рыбаки нам презентовали. – Читает: – Так, так, пищевой спирт. Что?! – как безумный закричал он, тут же вскочил. – Тьфу ты, черт! Еще ожог получу. Где вода? Быстро!
Помощник протянул ему бутылку с водой.
– Ох, – он сделал глоток. – Слава Богу, как будто бы прижилась, организм не отверг. – Он встает, опять подходит к двери, прислоняется, тихо приоткрывая ее, заглядывает в гостиную. – Нет, нет, зря ты с ней так, как будто бы ничего. – Поворачивается к помощнику, советуется с ним: – А что, Марк, может быть, сегодня пусть еще побудет здесь, проверим, а вдруг действительно на что-нибудь сгодится, да и мне по моей работе, давно уже вторая секретарша полагается. А не понравится, какие дела – продадим кому-нибудь из наших же, депутатских, с руками оторвут. Как думаешь?
– Да вы ее вчера, Алексей Иванович, и так весь вечер проверяли (с иронией в голосе).
– И что? – тревожно спросил депутат.
– Ничего, просто так, напомнил вам.
– Да, как же, я все прекрасно помню… она меня еще все папочкой называла, – блаженно заулыбался Алексей Иванович.
– Это вначале, – заметил Марк Семенович.
– Как вас понимать, Марк Семенович? – опять в его голосе появились тревожные нотки.
– А так – торжествующе ответил Марк Семенович: – Это вначале она вас так называла, а потом уже толстожопым дураком… если не хуже.
Алексей Иванович нахмурился, лицо его стало краснеть. Он долго ходил по комнате, что-то бормоча себе под нос, потом буркнул:
– Да? А что, бывает еще хуже? – опять стал расхаживать нервно по комнате. Затем, остановившись, злобно произнес: – Не может быть! Ну и нахалка. Вот так вот, помогай после этого людям. В Москву вытащил, можно сказать, личным секретарем хотел сделать. – Он весь напрягся, лицо его из красного постепенно стало приобретать бордовый оттенок. И уже совершенно не сдерживаясь, он прокричал: – Да как она могла депутату так? Гони ее к чертовой матери, чтоб и духа ее здесь не было, ишь, чего себе еще вздумала.
Зарделось лицо и у Марка Семеновича, видно, что он собирался ему сказать что-то нелицеприятное, но какое-то время не решался этого сделать.
– А, – совершенно не сдерживая себя, махнув рукой, Марк Семенович вдруг выдал: – Да вы ведь сами ее провоцировали.
– Это еще как?
– Ну, как же, при всех вчера начали ее лапить – лицо его при этом пошло пятнами.
– Это где? – искренне удивился депутат. – Что-то такого я не припомню.
– Ну, как же где?! Начали в самолете, а потом уже в депутатской комнате. Вы там такое устроили, что даже пересказывать стыдно.
Лицо депутата стало пунцово-багровым, и его прорвало:
– Ах, какой ты у нас стыдливый, вы посмотрите-ка только на него, прямо девица из пансиона. Сам, может быть, когда-то депутатом станешь,