ю ненависть тогдашнего партийного начальства. Ее закрывали, ведущего Владимира Ворошилова выгоняли с телевидения, а нас, простых участников программы, просто поливали грязью в газетах.
Тогда у меня и появилась желание понять, кто же такие журналисты – властители умов, и как они управляют своим волшебным даром. Последней каплей стало то, что моя дочь втайне от меня записалась в Школу молодого журналиста и, как я случайно узнал, слушая радио, делала репортажи в «Пионерской Зорьке».
Я решился на поступок – сам пошел учиться на журналиста. На вечерний, конечно, без отрыва от ядерной физики. Среди поступивших было человек пять таких, как я. Физик, математик, биолог и следователь. Остальные уже работали в газетах и журналах, и им нужны были только корочки. Мы же хотели овладеть секретами журналистской профессии. Там я познакомился с Парамоном Чернота, друзья звали его просто Паша. У него всегда лежала душа к журналистике, и обрушившаяся на нас волна свободы дала ему шанс поменять профессию.
После диплома мы разошлись по своим делам, но с Чернотой судьба сталкивала меня постоянно. Сначала в одном подмосковном городе науки, где Парамон снимал квартиру. Мы встретились, нашли кучу общих знакомых в городе и закончили долгими философскими разговорами за бутылкой. Затем совершенно случайно мы столкнулись в длинных коридорах «Останкино». И на телевидении у нас нашлись общие знакомые.
В то время Паша отпустил усы и носил очки, чтобы быть похожим на Владислава Листьева. Парамон очень гордился знакомством с ним.
Общие знакомые рассказали мне, что Паша долго болел и даже лежал в больнице. Последний раз мы столкнулись с ним нос к носу на улице Правды, где был мой офис, а Паша работал в издательском комплексе «Правда». Это случилось на следующий день после пожара, который погубил здание издательского комплекса. Там все было уничтожено водой и пожарной пеной. Из ящиков своего стола Паша достал промокшие бумаги и передал их мне со словами: «Ты знаешь, что с этим делать».
Чувствительная психика Парамона Черноты не пережила пожара. Он уехал в Гималаи постигать истину. Надеюсь, не навсегда. А я, прочитав покоробившиеся от воды бумаги, нашел их очень занятными и предлагаю вам тоже ознакомиться с ними. Это рассказы и дневниковые записи Парамона Черноты, где он говорит о себе в третьем лице. Некоторые изменения я внес в тех местах, которые нельзя было разобрать, и добавил от себя некоторые пояснения, которые считаю необходимыми.
Александр Бялко
Парамон Чернота
Покровские хроники
15 мая 2003 года произойдет теневое полное лунное затмение.
Кажется, что все российские городки одинаковы. Куда бы вы ни приехали, все просто и понятно российскому жителю, будь он из столицы, из деревни или из крупного города. Дела и заботы у нас везде одни и те же. Только приглядевшись внимательнее, только познакомившись поближе с людьми, начинаешь понимать очевидную истину: что ни город, то свой норов. Вроде бы все типично, обыденно, а на самом деле – загадочно и непонятно.
Где и когда происходили эти события, не так важно. Это могло случиться в любом месте России. Поэтому некоторые имена, названия и даты преднамеренно изменены, да и то только потому, что автор не любит бегать по судам и доказывать, что литературные произведения не протоколы, в них должно быть место вымыслу и фантазиям. Пророчество, как писал Жоржи Амаду, – привилегия поэтов и гениев, а наш городской летописец – человек простой и непоэтичный.
История города
История Покровска похожа на истории тысяч русских городов. Он назван в честь православного праздника, до сих пор любимого нашим народом. История праздника очень простая. Когда поздней осенью орды турок отправились брать штурмом Константинополь, тогдашний оплот православия, явилась Богородица и накрыла плотной пеленой тумана весь город. Войска мусульман проскакали мимо, не заметив его под покровом Богородицы. День этот был объявлен праздником в честь великого чуда, сотворенного девой Марией, и празднуется до сих пор. В России этот день связан с первым снежным покровом, который примерно в это же время и ложится на русские равнины. Никто уже и не вспоминает, что янычары, не найдя Константинополя, развернулись и на обратном пути взяли город. Византия пала, и Константинополь стал Стамбулом.[1] Этого уже никто не помнит, а праздник живет, и в честь его называют многочисленные Покровки, села Покровские и города Покровы и Покровски. Пусть даже церковь Покрова, в честь которой и назван город, разрушили в темные сталинские годы.
Село Покровское располагалось рядом с большим трактом, но чуть в стороне от него. Русские села часто жмутся к дороге, хотя пыль и грязь от экипажей и раньше не давала нормально жить круглый год. В последнее время к этому прибавился шум машин и опасность быть сбитым на дороге. Но традиция так сильна, что, проезжая по любой трассе, встретишь не одну деревеньку, забрызганную дорожной грязью по самую макушку, но не отодвинувшуюся ни на шаг от дороги, несмотря на безграничные российские просторы позади домов.
Так