споре почин, таким образом, подали поляки. Люблинская уния22, авантюра Сигизмунда III23, временный захват поляками Москвы – все это дальнейшие стадии поступательного притеснительного движения поляков.
Вслед за тем русская государственность крепнет, польская клонится к упадку. И первый раздел Польши – в сущности не раздел (польская государственность сохранилась), а просто дезаннексия – явился одним из справедливейших актов мировой истории. Было покончено с грехами четырех столетий, положен предел четырехсотлетним притеснениям.
Справедливость была, таким образом, восстановлена. Однако палку стали перегибать в другую сторону. Агония польской государственности конца XVIII в. создавала у соседей Польши непреодолимые стремления поживиться тем, что «плохо лежит», – совершенно так же, как паралич русской государственности XIII и XIV вв. возбуждал аналогичные чувства у польских королей и литовских князей. Результатом явился окончательный раздел Польши – экзекуция над целым народом – и насильственное введение в организм России враждебного русской государственности польского элемента. Последствия не замедлили сказаться: польские восстания против русских, захвативших Варшаву, были столь же обоснованы и столь же справедливы, как русские восстания против поляков, захвативших Кремль. Линейцы Скржинецкого24 и косиньеры Сераковского25 находились совершенно в том же положении, что ратники Пожарского26 и казаки Хмельницкого27.
Затем – упадок русской государственности, возрождение польской и снова нездоровое стремление взять «что плохо лежит». И в результате Рижский мир28 и реаннексия «диссидентов»…29
Мы видим таким образом, что в многовековой русско-польской распре первоначальная, так сказать, органическая несправедливость совершена поляками – что отнюдь не служит доказательством безупречности всех дальнейших поступков с русской стороны. Варшавская губерния в составе Российской империи такая же несправедливость, как волынские воеводства в составе Речи Посполитой. Был момент– два десятилетия (1772–1794) – восстановление нарушенной гармонии, но на нем не сумели и не захотели удержаться. Справедливость все время переходит из одного лагеря в другой – с очевидным перевесом в сторону России («первоначальный грех» совершен поляками).
То же самое мы можем проделать при изучении других «конкретных случаев» – например, при столкновении русского племени с германским. Почин здесь исходит от свирепых меченосцев, огнем и мечом истреблявших славянские племена во имя торжества воинствующего германизма и оттягавших (несмотря на Невскую битву и Ледовое побоище) северные новгородские пятины. От Ледового побоища до Брест-Литовска30 – чрез Ливонские войны, Полтаву, Гангут, Бзуру31 и Сан32 – справедливость все время на русской стороне (за исключением эпизода Семилетней войны).
При изучении франко-германской распри отправной точкой следует считать 1806 г. – Иену и Ауэрштедт33, за которыми последовал