защищенности. И в то же время мальчик испытывал странное внутреннее недовольство, словно съел что-то противное. Ему вспомнились словесные перепалки, которые разыгрывались за столом между отцом и дедушкой, и как отец во время ужина со своими родителями то и дело тянулся к вороту, чтобы ослабить его.
«Поклянись мне, – стоя тогда во дворе, хрипло произнес отец, – поклянись. Мне необходимо знать, что ты будешь в безопасности, пока меня не будет здесь, чтобы присмотреть за тобой».
Хамнет полагал, что сдержал свое обещание. Он держался на безопасном расстоянии. Он стоял с другой стороны от камина. Там дедушка не дотянется до него, даже если попытается.
Взяв кружку, дедушка осушил ее, а другой рукой стряхнул капли с листа бумаги.
– Подержи-ка это, – велел он, протягивая лист.
Хамнет нагнулся вперед, не сходя с места, и взял бумагу кончиками пальцев. Прищурив глаза и вывалив язык, дедушка пристально следил за ним. Он сидел на стуле, сгорбившись: точно старая грустная жаба на камне.
– И вот это. – Дедушка протянул ему вторую бумагу.
Хамнет так же склонился вперед, сохраняя безопасную дистанцию. Он подумал о том, как будет доволен отец, как будет гордиться им.
И вдруг с лисьей скоростью его дед набросился на него. Все произошло так быстро, что Хамнет потом сомневался в последовательности всего происшедшего: бумага упала на пол между ними, а рука дедушки, схватив мальчика за запястье, потом за локоть, дернула его к себе, сократив дистанцию, которую велел ему соблюдать отец, и в итоге он лишь увидел, как другая рука деда с кружкой взлетела вверх. Хамнет осознал только то, что перед глазами появились странные полосы – красные, оранжевые, обжигающие как огонь, и что-то потекло по краю его глаза – и через мгновение почувствовал боль. Острую, пронзительную боль удара. Край кружки врезался ему в лоб прямо под бровью.
– Это тебе наука, – спокойно изрек дедушка, – не будешь впредь подкрадываться к людям аки призрак.
Слезы брызнули из глаз Хамнета, из обоих глаз, не только из того, что заливала кровь.
– Ты еще и хнычешь? Как сопливая девчонка? Такой же слабак, как твой отец, – отталкивая его, презрительно процедил дедушка.
Хамнет отлетел назад, ударившись ногой об угол кушетки.
– Вечно вы хнычете, скулите да жалуетесь, – невнятно проворчал дедушка, – ни капли твердости характера. Ни в чем. В том-то и проблема. Ни малейшей деловой хватки.
Хамнет выскочил из дома и побежал по улице, вытирая лицо и смахивая кровь рукавом. Он зашел в дверь своего флигеля, поднялся по лестнице в верхнюю комнату, где на тюфяке, рядом с большой родительской кроватью под балдахином, лежала маленькая фигурка сестры. Она даже не разделась – коричневая блузка, белый чепец, его завязки свободно лежали на ее шее, – просто прилегла на покрывало. Джудит сбросила туфли, и они валялись на полу рядом с тюфяком, словно пара пустых лодочек.
– Джудит, – спросил мальчик, коснувшись ее руки, – тебе стало лучше?
Веки