от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего». – Глузман снял очки, поднял взгляд на Машу – Видите ли, Машенька – вы же позволите мне так себя называть? – в религиозной традиции город Иерусалим только потому и считался первым среди городов и «пупом» земли, что был прообразом Града Небесного. А Иерусалим Небесный, в свою очередь, не что иное, как царство святых на небе. – Глузман улыбнулся: – Если верить Иоанну, город необыкновенной красы: весь сверкает, созданный из светоносных материалов. Ворота – из жемчуга, основания стен – из драгоценных камней: ясписа, сапфира, халкидона, смарагда, топаза, хризопраза, аметиста; улицы – из золота… И это описание было не просто данью вкуса рассказчика, его представлением о красоте. Нет!
Глузман посмотрел на Иннокентия, и любимый ученик не подкачал:
– Камни символизировали в ту пору источник сакральной энергии, они вечны и, как вечность, – совершенны, в отличие от смертного мира человека, животного или растения…
Глузман вдохновенно перебил его:
– Небесный Иерусалим – проекция церкви, святой город, где совершается общение человека с Богом. Только в нем возможно всеобщее единство в добродетели, неудавшееся при строительстве Вавилонской башни. Но он, как ни странно для синонима церкви, обозначает еще и духовную свободу… Свободу, Маша, это очень важно!
Маша почувствовала себя полной идиоткой, что Глузман не преминул отметить:
– Впрочем, я совсем задурил вам голову! Просто возьмите на заметку, что, несмотря на глубокую символичность, есть в описании Небесного Града та четкость и основательность, которые и позволили переносить его бессчетное количество раз из небесных сфер да на земную твердь. – Глузман вновь открыл книгу. – Только послушайте, какая почти архитектурно доскональная детализация, и за каждой деталью – свой символ. – Профессор поднял сухой палец: – Итак: Небесный Иерусалим в плане квадратный. Его стены ориентированы на стороны света, на каждой из них по трое ворот, являющих всем сторонам света образ Троицы.
Маша кинула на Иннокентия беспомощный взгляд. Тот подмигнул.
– Закройте глаза, Маша! И представьте себе этот город! Он имеет большую и высокую стену, – начал читать нараспев Глузман, – двенадцать ворот и на них двенадцать ангелов…
И Маша, внимавшая до того, склонив голову, на двенадцати ангелах сломалась:
– Илья Яковлевич, я все-таки не понимаю, какое отношение это все…
– Подождите, дитя мое, сейчас мы дойдем до сути. Не будьте торопливы, торопливость – удел профанов, а вы еще так молоды. Избавляйтесь от привычки приобретения знаний наскоком. О чем мы? Да о том, что слова Писания в Средневековье, не чуждом символики, воспринимались часто как руководство к действию. У средневековых архитекторов было две точки опоры – Небесный Иерусалим и Иерусалим земной, хорошо нам известный… Так сказать, Образ и Прообраз. Вспомните о Золотых Воротах в Киеве и Владимире, воспроизводящих Золотые Ворота в Иерусалиме, а позже в Константинополе?
Маша