срамными словами и хулил. Митрополит же в отместку собор тамошний заставил от церкви его отлучить.
– Да ты что? – не поверил своим ушам Друцкий. – Отлучен и не в опале?
– Государь милостив, – как-то бесчувственно, словно заученно ответил опричник. – Решил, что одной кары боярину хватит и в приказе[7] его на месте оставил.
– Куда ты нас тащишь?!
– Заметны вы больно, Андрей Васильевич. Как бы не осерчал государь, что незваные к нему в обитель заявились.
– Ку-уда?
В этот миг распахнулась низкая дощатая дверь, что находилась позади Висковатого. Тот попятился, стукнул посохом и склонился в низком поклоне перед высоким широкоплечим чернецом с узкой бородкой клинышком. Отрок согнулся так резко, что задел головой дьяка, заставив того пошатнуться, прочие же монахи лишь слегка склонили головы и попятились, образуя широкий полукруг перед простым, без изысков, деревянным креслом с низкой – голову не откинуть – спинкой. Следом за чернецом вошли несколько иноков постарше, с посохами, отступили к дверям, стенам, встали перед прочей толпой. Еще двое монахов Андрею оказались знакомы: набычившийся, с рыхлым носом духовник Сильвестр и тощий, с иссиня-черными, словно подведенными, бровями личный писец царя Алексей Адашев. Только после их появления Зверев и догадался, что же за парень уселся в кресло: государь Иоанн IV Васильевич собственной персоной.
– Возмужал, – оглянулся на князя Друцкого Андрей. – Надо же, как изменился. А ведь всего четыре года не виделись.
– Вот, держи, – сунул ему в ответ бумажный свиток Юрий Семенович и торопливо перекрестил: – С Богом!
– Сказывай, Иван Михайлович, что у тебя?
– Уложение с Литвой ныне согласовано, послы тамошние на шесть лет перемирия срок просят поставить…
Дьяк пальцем подманил отрока. Тот поспешно вытянул перед собой шкатулку. Висковатый откинул крышку, достал грамоту, протянул царю. Иоанн пергамент принял, развернул, пробежал глазами, свернул и отдал обратно:
– Коли так, пусть боярина достойного присылают, доверительным письмом сопроводив.
– Ногайский хан Измаил челом тебе бьет и просит прислать ему для нужд двух соколов охотничьих и сто тысяч гвоздей железных, клянясь в обмен ни одного врага в земли русские через степи свои не пропускать, а буде кто от тебя к нему побежит, так ловить и назад возвертать без напоминания. А коли пожелаешь, так и казнить того на месте, – извлек очередную грамоту дьяк.
– Хан Измаил много лет другом верным для царства нашего остается, – развернув грамоту, произнес Иоанн. – Вели отослать ему все, что надобно.
– Князь Темрюк, правитель черкесский, челом тебе бьет, государь, и просит дать ему землю в Москве, дабы дом иметь недалече от твоей милости.
– Купить достойный дом за счет казны и подарить князю, – мельком глянув на письмо, приговорил Иоанн.
Андрей Зверев никак не мог