продолжал надеяться, что стерпится-слюбится, тем более в этой новой, наступившей после девяносто второго года жизни, он уже не был заведомым аутсайдером.
Но, похоже, Геннадий ошибся, не стерпелось, не слюбилось: она ненавидит то, что так любо ему, а он… Ну не мог он проникнутся осознанием того, что умение петь это такое великое дарование, перед которым все прочие таланты ничто. Не мог он так же как она смотреть по телевизору, не отрываясь, эстрадные концерты, и потом часами обсуждать их с подружками. Ну, и что он переносил с наибольшим трудом, это слушать их совместные стенания, что не там родились, что вот в городе, в Москве, их бы наверняка заметили. Не мог, но понимал, что жене нужна отдушина, а потому не возражал, если она в его отсутствие приглашала в дом подруг и те "отрывались" на ниве хорового пения. Наверное, хорошо пели, ведь они вкладывали в те песни всю боль своей души, но Геннадий не мог это оценить. Иногда в сердцах она называла его "питекантропом". Тем не менее, он продолжал её любить хоть и органически не мог принять её мировоззрения. За что? Иногда говорят, что любовь не имеет причин, любят ни за что. Он любил её прежде всего физически, конкретно её улыбку, русые волосы, её запах и, конечно, тело. Он готов был терпеть всё, и вот… Неужели она всё-таки ушла? Хотя вроде бы никаких сопутствующих признаков, все вещи на месте, позавчера она была такая же как всегда. Геннадий мучая себя мыслями о том, что Лариса бросила его, почему-то гнал куда более правдоподобные думы – о банальной измене. Завезла дочку родителям, а сама закатилась куда-нибудь, с кем-нибудь, с тем же Романом. Почему-то этого он боялся куда больше, чем ухода жены, боялся даже думать об этом.
Роман… точно, несколько дней назад к родителям приехал Роман с каким-то приятелем и кажется на иномарке. Как же он сразу не догадался. А за ней мог вполне заехать тот самый приятель, чтобы самому Роману перед соседями не светится… Хотя, уже столько лет прошло, у Ларисы дочь, у него где-то сын, и вообще этот бывший школьный поэт ничего путного в жизни не сделал, не добился: осел где-то рядом с Москвой, не то в Люберцах, не то в Реутове, чем-то там занимается, не то мелким бизнесом, не то мелкой халтурой, но без особого навара. Нет, ничего не мог дать Роман Ларисе из того, о чём она мечтала, у него даже квартиры там своей нет, да ещё алименты платит. Неужто так сильно у неё то старое чувство, что она не может забыть?…
Геннадий нервно ходил взад-вперёд по своему просторному дому: залитой солнцем веранде, гостиной, детской, спальне, двум кухням, зимней и летней. Он сам всё это расширял, пристраивал, в результате маленькая родительская избёнка превратилась по местным меркам в роскошное жильё. Даже горячую воду он для жены организовал, купил электронагреватель, пустил через него холодную воду… Как можно сравнивать его нынешний бревенчатый пятистенок с бетонной коробкой городской квартиры, эту просторную баню с тесной ванной комнатой?… Но она, увы, не переставала мечтать именно о городской квартире и не видела в привычном мире окружающих её вещей