не кончит или пока хуй не упадёт, потерянный.
Тоже мне, человек – пиздец природы.
Раньше замужество для женщины было необходимо, чтобы общество её не отвергло за внебрачные половые связи, чтобы её дети были законными, чтобы кто-то мог прокормить её и детей.
Теперь женщина может сожительствовать с мужчиной, и никто не скажет ей ни слова. Она может родить детей вне брака, и они никак не будут притесняться. Она будет уважаемым членом общества, оставаясь бездетной и ебясь с кем попало. Она может без труда содержать себя финансово.
Спрашивается, зачем женщине замужество в нынешнее время, предоставляющее ей полную свободу половых и прочих действий?
А затем, что замужество нужно женщине для развода. Ведь оформление брака не усиливает (а чаще всего уменьшает) приятные чувства или ощущения в уже существовавших отношениях, брак просто-напросто является денежной страховкой на случай разрыва отношений. По условиям этой страховки, то есть по существующим законам, в случае развода женщина получает вознаграждение, равное половине (в Калифорнии) состояния мужа.
Таким образом, свадьба – это не празднование страсти, любви, привязанности, которые существовали и до женитьбы, а празднование получения страхового полиса.
Правда – это дурной редактор для беллетристики.
Искренняя любительница мужчин – это женщина с высокой разрешающей способностью.
Тогда как её пизда – это орган с высокой пропускной способностью. Репутация её всегда подмочена, ибо она определяется пиздой, которая всегда мокра.
У Бенедиктова:
Искра неба в женском теле —
Я узнал тебя, узнал,
Дивный блеск твой разгадал:
Ты – душа моей Адели.
Искра в теле? – Действительно, пизда искрит.
Блеск? – И впрямь, от её влажности.
Дивность? – Ещё бы, от её зрелища диву дашься.
Так что на шифровальной машине романтической поэзии «пизда» заменяется на «душу». А человека, разгадавшего шифр, обвиняют в шпионаже в пользу наслаждения. И дают ему срок морали.
Всего лишь одна буква очерчивает вселенную любви, располагая её между двумя фразами: «free love» и «fee love»[25].
Если я оказываюсь в ювелирном магазине, я сразу устремляюсь к прилавку с часами – именно часы влекут меня с особой силой. То ли своей причастностью ко Времени, то ли своим неморгающим гипнотизирующим оком, то ли наручником, охватывающим запястье. С юных лет часы завораживали меня. В 15 лет я писал:
Дай досмотреть жизни сон, будильник.
А позже было такое (см. General Erotic, 2008. № 166):
…Руки скручены
наместником времени на Земле —
часами-наручниками.
Ощущение, которое охватывает меня, когда я смотрю на сверкающие ряды часов – будто