а извивающийся клубок из червей. Его глаза стали воронками, втягивающими слова и буквы, сознание – фабрикой по переработке информации.
Телефон с грохотом разлетелся об пол.
Сыч, дергаясь, будто пьяный в припадке нелепого танца, запрыгнул на стол с ногами. Его пальцы вцепились в рубашку директора, а глаза вдруг налились красным, вспухли и лопнули с пронзительно-чавкающим звуком. Из двух рваных дыр, сквозь кровь и желто-белую массу, стекающую по щекам и скулам, выползли два червя.
Это были откормленные черви, жирные, с блестящими боками и присосками, рассыпавшимися по телу.
Алексей Иваныч дернулся, пытаясь вырвать ворот рубашки из скрюченных пальцев Сыча, но не преуспел. Один червь сложился пружиной и вдруг прыгнул на лицо, впился мягким кончиком в левый директорский глаз. Второй червь прополз по руке Сыча и юркнул под рубашку, между пуговицами.
Изо рта Алексея Иваныча вырвался тихий, ускользающий от реальности стон. Правый глаз закатился. Левый же больше всего походил на лопнувшее яйцо, в центре которого ворочался довольный жирный червь.
Второй червь ворочался под рубашкой. Кончик его тельца с присосками скользнул по шее, оставляя после себя тонкий красный след с яркими кровавыми разводами.
Хуже всего было то, что Сыч все видел. Невообразимым образом картинка плыла перед ним, словно кто-то прокручивал старое черно-белое кино на дрожащем полотне реальности.
Он чувствовал, как сотни мелких извивающихся червячков ползут по телу, гнездятся в каждой его клетке, словно нашли себе новый уютный дом и собирались обжиться в нем надолго.
Из окровавленных глазниц выскользнули еще червяки. Одним махом – порция из десятка мелких извивающихся телец белого цвета. Червяки облепили тело Алексея Иваныча и принялись за свою нехитрую трапезу – снимали лоскутки его кожи, слепо тыкались в мякоть мышц, переплетение вен, погружались глубже и глубже.
В какой-то момент у Алексея Иваныча вывалился правый глаз, а из глазницы высыпались клубком червячки. Кажется, именно тогда Алексей Иваныч и умер. Он как-то сразу осел, склонил голову, шумно выпустил сквозь изъеденные губы воздух.
Прошло еще немного времени. То, что осталось от Алексея Иваныча, стало походить на огромный шевелящийся комок из червей. Сыч почувствовал приступ рвоты. Черви копошились и на его руках тоже, но не причиняли вреда. Пальцы потихоньку обрели чувствительность, он смог их разжать и осторожно сползти со стола. Дотронулся до одного из глаз, нащупал влажную впадину и угодил пальцем в извивающиеся отростки.
Вот тут-то его и вырвало. Он согнулся пополам и исторг из себя тысячи сцепившихся друг с другом червячков, вперемешку с желудочным соком, кровью и остатками еды. Вонь забила ноздри, стало трудно дышать.
Затекшие ноги подкосились, Сыч кое-как отполз в угол кабинета и затаился там, не в силах больше ничего сделать. Черви ползали внутри него. Они были за глазами, под кожей, грызли сердце и пробирались по пищеводу. Внутри их было не меньше, чем снаружи.
Скрипнула дверь. В кабинет заглянул