с каждым шагом он всё больше сожалел о своей нерешительности.
Подъём по лесенке на каждую последующую ступеньку давался Борису всё с большим трудом. Наконец он сумел обозреть площадку мостика: ни Лены, ни Петра Степановича на мостике не было.
«Ушли! Сговорились! Предала! – мелькнуло в голове Бориса. «Я ж ведь знал, что предаст, вот сволочь!» – думал он о Елене.
Он звонил Лене, но, не ожидая её услышать, был захвачен врасплох.
– Лен, ты? – удивился он.
– А кто же ещё?
– Ты когда вернулась?
– С полчаса назад. А ты где? Мы же договорились…
– Да, да. Ты одна?
– А с кем же?
– Где он?
– Кто, клиент? Наверное, в морге.
– Я серьёзно.
– и я серьёзно. Гони мои пятьсот!
– Да, да, еду, – соврал Борис, так как ехать ему было уже никуда не нужно, он стоял у её дома.
«Неужели всё получилось, – ликовал Борис. – Я – миллионер! Жаль, что три миллиона рублей, а не долларов».
Лена не хотела рассказывать Борису о том, что её чуть было, не схватили, но когда Борис стал её упрекать в том, что она, дура, не смогла выполнить всё так, как было велено, она, обиженная, созналась:
– Я чуть не попалась, а ты! Какой-то чурка увидел, как клиент окочурился, а я вытащила из его рук портфель. Знаешь, как покойник уцепился за свой портфельчик, я еле-еле отодрала, ну а этот усёк, и как заорёт – «Держите её, воровка!». Куда я, по-твоему, должна была бежать? – Прямо в его растопыренные лапы? Естественно, я побежала в другую сторону.
– Не догнал? – нетерпеливо спросил Борис.
– Нет, – соврала Лена, зная, что если она скажет правду, Борис рассердится и, чего доброго, скостит сумму, а то и вовсе придумает какую-нибудь причину не платить. Борис облегчённо вздохнул, но всё же продолжил свои расспросы:
– А этот чурка видел, как ты давала клиенту таблетку?
– Нет, – он появился уже, когда я отнимала у покойника портфель. Кстати, я еле-еле его уговорила принять эту таблетку, не берёт ни в какую и всё. Надо что-то другое придумать, не жуют твои клиенты эту пакость.
– Ну и как ты его уговорила?
– Сама не знаю, как. Пустила в ход всё своё очарование.
– Хмм, – криво ухмыльнулся Борис, подумав, – «Ну и дураки же эти мужики. Уж если я чего не захочу, ни одна дрянь меня не уговорит».
– Дура, – начал сочинять Борис, – если б ты побежала в нужную сторону, тебя б подстраховали мои ребята.
Борис был доволен своей выдумкой, сказанное придавало ему значимость и выставляло Лену виноватой. Не отдавая себе в том отчёта, Борис любил винить Лену, упрекать в чём-нибудь. – А так ты засветилась. Теперь могут начать копать.
Сказав это, он вдруг понял смысл сказанного и очень обеспокоился: – «А ведь могут. Надо бы…» Борис стеснялся думать дальше, но мысль обладает таким качеством, что она чаще всего неподвластна мыслящему её. Она звучит где-то в сознании сама по себе