историки (М.С. Маслов, Д.Г. Наджафов, В.П. Зимонин, А.А. Кошкин, В.Т. Юнгблюд), и западные специалисты (Д. Борг, Р. Спектор, С. Уайт), после захвата Маньчжурии произошло обострение политического конфликта, с одной стороны, между США и Японией, а с другой стороны, между СССР и Японией[229]. В этой ситуации политические деятели США увидели уникальную возможность попытаться переориентировать с Китая на Советский Союз направление начавшейся японской агрессии. Важнейшим шагом здесь стала официальная позиция Госдепартамента США, которую чётко выразил государственный секретарь Г. Стимсон – в американской прессе не должно быть критики действий Японии и никаких угроз[230]. Поэтому, как пишет Г.Ф. Захарова, «правительство США не прибегало ни к чему такому, что хоть бы отдалённо напоминало угрозу или открытую критику»[231]. Кроме того, после начала конфликта Лига Наций направляет японскому и китайскому правительствам телеграммы с предложением прекратить военные действия, а Японии вывести войска из Маньчжурии, т. е. были получены лишь «одинаковые предостережения»[232]. Ведущие газеты США точно исполнили просьбу. С самых первых сообщений о «Маньчжурском инциденте» симпатии были на стороне Японии: «Китайские войска атаковали японские части, и последние были вынуждены защищаться»[233]. В последующие дни развития конфликта (21–23 сентября) американская пресса даже советовала Японии начинать контрнаступление.
Подобные мысли озвучены на страницах «Washington Post», «New York Times»[234]. Сомнений в вине китайской стороны не было. Официальные заявления американских политиков также были благоприятны лишь для Японской империи – высказывалась надежда на разрешение конфликта силами японского и китайского правительств без вмешательства других стран[235]. В разгар японо-китайской борьбы (15 декабря 1931 г.) «Washington Post» снова публикует статью с «советами японскому правительству»: «Для Японии главная задача, чтобы Маньчжурия была под контролем немилитаризированного китайского правительства, которое не препятствовало бы японским экономическим предприятиям»[236].
Большинство американских историков и исследователей причин начала Тихоокеанской войны предпочитают не замечать данную позицию правительства и общества, отмечая в своих трудах, что с 1931 г. агрессивные намерения Японии были очевидны, что за 10 лет до Пёрл-Харбора японо-американские отношения вступили в период конфликта и т. д. – т. е. строят доказательную базу версий о причинах нападения полностью в соответствии с концепцией Рузвельта. Очень ярко такой подход просматривается в работах С. Фицжеральда, С. Хамей, Т. Бриттон, С. Уайта, Д. Борга[237].
Настроения, создаваемые прессой, и тон политических деклараций вступали в противоречие с военно-политической доктриной США. Действительно, военные уже в течение 7 лет занимались разработкой плана войны на случай конфликта с Японией. Сложилось два «лагеря»: 1) за наступление