не затылок,
Который легко
Почесать.
В его понимании тыла
Память
Стоит на часах.
Когда
Про державные шишки
Не помнит
Генералитет,
Сказать про врага —
Это слишком.
Но трудно представить,
что нет.
Саванна
Не божий дар
Для антилопы —
Клыки голодного зверья.
Ведь кто кого
Собрался лопать,
Ломать мозги
Не стоит зря.
Сошлись нос в нос —
И слава богу.
Но мне судьбу
Не рассудить.
Я, как слепой,
Топчу дорогу,
Не зная,
Кто на мне сидит.
Не вижу
Алчного обличья,
Но ощущаю
Смрадный дых.
И жизнь,
Достойная величья,
Тихонько
Переходит в жмых.
И под затмением
Шакалом
Ещё не съеденной
Луны
Боюсь
Голодного оскала
И яда
Бешеной слюны.
Боюсь —
Гурмана не оспорить.
Но словно,
Собственной беды
Боюсь напасть
У лукоморья
На кистепёрые
Следы.
Приятелю, который здравствует
Вот замолчал
Ещё один приятель.
Вчера в парную
Больше не пришёл.
Он подводил
Эпохам знаменатель,
А вышло так —
Себе черту подвёл.
Никто
К его черченью
Не причастен.
Холоп и бог —
Он сам себе судья.
Любой остаток —
Лютое несчастье
В деленье на два
Самого себя.
Он белым днём
Общественные свищи
Скрывал
Под полотнищем
Октября.
А вечером,
Свихнувшись
От стыдища,
Топил в сивухе
Бравый одобрямс.
И вдруг отрёкся,
Завязал,
Отрезал.
В державном то
Застолье без конца.
Но не попасть чтоб
Под статью за трезвость,
Он залпом принял
Девять грамм
Свинца.
Целительные граммы
Опрокинув,
Себя он
Успокоил навсегда.
Перед людьми
Скруглил он молча
Спину,
Как у порога
Высшнего суда.
Полип
Как мне судить
О поруганной публике?
Знаю о прошлом я
Меньше нуля.
Знаю:
Рванулась
Россия к республике,
Да поперхнулась
На первом же
Бублике.
Вот ведь какие
Пошли кренделя!
В лучшем же случае —
Мнимые знания.
А в остальном —
Отрицательный