он себе под нос, в спешке собирая бумаги.
Сунув в карман четки, Тарлаттус приблизился к дону Маркосу.
– Графиню надо проверить.
– А если она уехала?
Пошлешь одного гонца на опережение, а второго – в соседний приход с письмом, чтобы они отправили голубей о начале розыска. Неужели и этому надо учить?
Вопрос прозвучал достаточно жестко, и Тарлаттус, подумав, добавил доброжелательным тоном мудрого советника:
– Никого не выпускать из города в течение суток. Мне нужны верховые сопровождающие и резвый жеребец.
Архиагент не хотел привлекать внимание дона Маркоса к последним словам Рауля и демонстративно отвернулся, заканчивая разговор.
Несмотря на мастерство возничего и запряженную четверку прекрасных лошадей, их изысканный экипаж покачивался на неровностях проселочной дороги, идущей в объезд Рогены, развеяв мечты беглецов о езде наперегонки с ветром. Прошедшие дожди размыли жирную землю, и колеса скользили по глине, а лошади, увязая в грязи, плелись, едва переставляя ноги. Может быть, из-за этого или по каким-то иным причинам они до сих пор не догнали повозку с багажом, скрывшуюся в густом предрассветном тумане.
Эта задержка могла оказаться опасным, если не роковым стечением обстоятельств. Элизабет хотела миновать пределы Эспаона как можно скорее, избегая крупных городов и проторенных дорог, захлебнувшихся от наплыва беженцев. Большинство из них собирались пересечь море Роз на корабле или пройти по перевалу Компета в Тибий – и самый короткий путь, как это часто бывает, превратился в западню. На какое-то время клирики отступили в сторону и лишь наблюдали за бесконечными приливами напуганных людей, наводнивших Сурийскую провинцию. Беженцы понимали, что бездействие клириков временно и мышеловка может захлопнуться в самый неподходящий момент. Кто знает планы Собора? Быть может, уже завтра он назовет тех, у кого не будет нательного святого знака еретиками, испугавшимися света истинной веры? Никому не хотелось быть заклейменными, словно скот.
Аэрин, примерившая роль служанки, старалась не смотреть на леди, надевших чопорные дорожные платья, и боялась пошевелиться, чтобы не привлекать к себе внимание. Она держалась пальцами за складку платья на коленях и едва дышала от страха. А чтобы подчеркнуть разницу с давой, сестры переговаривались между собой на терийском языке – диалекте Нубри, который она не понимала. Каждое слово или жест говорили сами за себя: ее присутствие неуместно и ничем не оправдано.
Еще до отъезда Элизабет с надменным выражением на лице, заявила девушке, что ей придется сойти в Рогене, как только карета остановится. Напуганная дава, со слезами на глазах сжимавшая в кулачках принесенный ветром пепел, покрывший траурной сединой мокрую траву и крыльцо асьенды, обрадовалась и такому предложению, и как она догадалась позже, их разговор в первую очередь предназначался для ушей прислуги. Аэрин подозревала, что они не знают, куда на самом деле уезжает графиня.
Вот