а потому что она удобная. Вот поносишь немного и убедишься. Да и Ленуська расстроится, а она знаешь, как старалась?
– А ты не расстроишься?
– Знаешь папа, я приму любое твоё мнение, но мне, как и Ленуське будет ужасно приятно, что ты будешь ходить в нашем костюме.
– Ладно. Так и быть, одену я этот костюм. Правда, мужики смеяться будут.
– Да ладно, папа, главное, что тебе будет удобно в этой спецовке.
– Какая ж это спецовка?
– Обычная. В Америке джинсы рабочая одежда, это только последние десятилетия её начали носить разные пижоны, но от этого джинса не стала хуже. Хотя нет, вру. Стала хуже и прилично: сейчас джинсовую ткань специально делают не такой прочной, чтобы чаще покупали.
– А сам ты откуда знаешь?
– Читал.
– Ну идите. Я переодеваться буду.
– Пошли, Ленуська, чем ты меня обещала на завтрак кормить, а, сестренка?
Я приобнял Лену за плечи, и мы отправились на кухню. Там я уселся за стол, а Ленуська стала подавать завтрак.
– Пока, дети, не скучайте тут! – донеслось из коридора и хлопнула дверь. Вскоре взрыкнул мотор ЗиСа, это родители уехали на работу.
– Что сегодня будем делать, а Юра?
– Забыла? Сегодня нас будет слушать Ирина Сергеевна, Гендос обещал её уговорить.
– Точно! – подхватилась Ленуська – Ешь скорей, нам надо ещё в парикмахерскую сбегать, не могу я перед Ириной Сергеевной появиться непричёсанным чучелом!
– Ты же её не знаешь?
– Ну так познакомимся! Кончай обжираться, времени совсем нету!
Путь в дом быта опять вышел очень затейливый:
– сначала к Оле Белошевской, чтобы она приготовилась к прослушиванию, и напомнила Фае, чтобы та хорошенько нарядилась;
– потом в магазин на бугре, чтобы купить по стаканчику мороженного;
– потом в железнодорожный клуб, чтобы посмотреть какое будет кино;
– потом на вокзал, чтобы узнать… А что узнать-то Ленуська и забыла;
– потом вернуться в железнодорожный магазин, купить китайского чая;
– потом завернуть к пекарне, похрустеть крошками…
Тут, у пекарни вспомнил я это редкостное, незнакомое ребятам из других мест наслаждение: лопать свежие хлебные крошки. В пекарне имеется окно с оббитой жестью направляющей, через которое выпеченный хлеб в лотках подавали на машины-хлебовозки. Во время операции погрузки хлебные крошки сыпались на направляющую, и с неё можно было собрать несколько горсточек свежих, ещё горячих, ароматных и безумно вкусных крошек и лакомиться ими.
– Ты тут постой, – инструктировала Ленуська меня – а я наберу крошек. Ты уже большой, на тебя пекари ругаться будут, а маленьких они не так гоняют.
Я встал у угла столовой, и наблюдал, как Ленуська подошла к пекарне, поднялась на помост для загрузки машин и скрылась за углом. Вскоре она появилась снова, страшно довольная, с бумажным кульком в руке.
– Держи! – Лена протянула кулёк мне.
– А тебе?
– А у меня свой есть. –