станции, которая имела несколько удобных отдельных комнат с коврами для приезжих и почетных гостей. Заведующий станцией старый, много повидавший на своем веку турок, с лицом изборожденными глубокими морщинами, напоминавшим пересохшее русло реки, молча указал ему на полуоткрытую дверь в одну из комнат. Там, в клубах дыма, поджав под себя ноги по-турецки, сидел светловолосый молодой человек в партикулярном европейском платье и в плотных шерстяных носках. Его остроносые, сделанные по последней моде полуботинки, аккуратно стояли у ворсистой кромки ковра. Гость курил кальян и сосредоточенно думал о чем-то своем, прикрыв глаза. За эти две недели произошло нечто невероятное, не укладывающееся у него в голове. Логика событий была нарушена.
Фон Поггенполь, директор информационного агентства «Эженси Женераль Руссе», родился в Лифляндии. Свою малую родину он считал не частью Российской империи, а «немецким государством остзейской губернии», ошибочно и, естественно, временно существующей в рамках этого варварского славянского образования. Подданный России получал русское жалованье, ел русский хлеб и всеми фибрами души ненавидел свою же страну. Поггенполь искренне полагал, что лишь при помощи чужеземного ярма русские были насильственно подняты на первую ступень цивилизации, остальные же ступеньки были вымощены трудолюбивым прусским гением. Высокомерие и неприязнь к русским не помешали молодому человеку составить довольно неплохую карьеру. Благодаря связям в аристократических придворных кругах, Поггенполь возглавил информационное агентство при Министерстве иностранных дел, что вполне соответствовало поставленной перед ним задаче. А задача заключалась в том, чтобы исправно снабжать своих берлинских родственников и их покровителей доступными ему сведениями военного и политического свойства. Его двоюродный дядюшка был близок к «железному канцлеру» Германии Отто фон Бисмарку. В декабрьском письме дядюшка сообщил племяннику, что канцлер в интимном дружеском кругу прямо заявил о своем наплевательском отношении к болгарам, этим «овцекрадам с нижнего Дуная». Однако политические результаты войны, которые Бисмарк увязывал с будущим международным положением Германии и ее соседей, его крайне интересовали. Поэтому германский посол в Константинополе получил инструкцию, по возможности, «утопить в чернилах» весь болгарский вопрос. «Железный Отто сложил свою карту Балканского полуострова, по которой следил за ходом войны, – писал Поггенполю берлинский родственник, – и сказал, что до весны она ему не понадобится. Зимой наступление через Балканы невозможно. Эту точку зрения разделяет и старик Мольтке».
К такому же выводу пришло и правительство Австро-Венгрии. Все исследователи Балкан считали Шипкинский и Траянский перевалы непроходимыми для войск в зимнее время и, тем более, для артиллерии. На этих крутых горных склонах бесследно исчезли римские легионы, а турки, покорившие Византию и болгарское царство, предпочитали искать обходные пути. И невозможное возможно. Особенно с этими русскими, которые