будем вещать. Отец, мне уже двадцать пять. Я не изменюсь.
– Посмотрите на него, какой он умный! Мне шестьдесят два, и я все меняюсь.
– Хорош, пап, – сказал Аркадий и поднял вверх руку со стопкой. – Давай за мамку выпьем!
Выпили не чокаясь и замолчали, думая каждый о своем.
– Ладно, проблемы у меня, – чуть погодя ответил Аркадий. – Сделал работу одну и нарвался на серьезных. Если вычислят – труба. А тут еще и со старыми друзьями не разобрался, закрутился, вот теперь все и навалилось. Честно сказать, пока не знаю, что делать, с чего начать. Отсидеться надо мне.
– Cынок-сынок… Все никак не успокоишься… С пятнадцати лет по ментовкам скачешь, не надоело тебе? Вот жил бы сейчас с докторшей…
– Па, ну хватит, глянь сюда, – сказал Аркадий, доставая из внутреннего кармана куртки коробку.
– Это что? – спросил отец, наблюдая, как из открывшейся коробки появился золотой овал.
– Фаберже, – ответил Аркадий, вынимая золотое яйцо, инкрустированное красной перламутровой эмалью, равномерно переливающейся по всем идеально выдержанным сторонам этого прекрасного изделия. Аркадий аккуратно раскрыл яйцо. Внутри его сидел маленький кот, сделанный из белого золота, с навостренными ушами, большими усами и горящими в глазах великолепными изумрудами.
– Ух ты, я такого еще не видал! – восхитился отец, протягивая руки к коробке. – Много стоит, наверное?
– Много, да здесь не продать, сразу вычислят. Вывозить надо.
– Ну ладно, – сказал отец, отдавая коробку в руки Аркадию. – Только ты спрячь, а то моя, не дай бог, увидит. У баб язык – сам знаешь.
– Не боись, отец, не увидит. Давай еще по одной, да я пойду отдохну.
– Я тоже вздремну до часу, а потом поеду по делам, есть работенка одна.
Глава 9. Братишки
– Ты хорошо меня понял, Жихарь? Мне этот желудок нужен живым.
– Понял, Саныч, все понял, – ответил человек с очень мрачным лицом и пустыми, бесцветными глазами.
Было трудно понять направление его взгляда. Казалось, что его глаза живут сами по себе, независимо от лица в целом, и охватывают взглядом что-то, чего нет в этом мире. Так смотрят в небо открытые глаза мертвеца.
Человек же, которого Жихарь назвал Санычем, был невысокого роста, почти лысый, с маленькими, колючими, быстро бегающими глазами. Он медленно подошел к столу, взял пачку сигарет. Слева услужливо протянулась рука с «zippo», чиркнул кремень, и язычок пламени втянулся в сигарету. Саныч сделал пару затяжек; затем, выпуская одновременно сизые струйки дыма из носа и рта, произнес:
– Хотя, если вы ему по дороге уши обрежете, я возражать не буду. Только смотри, не грубани. Все ясно?
– Ясно, Саныч! – Жихарь исказил лицо, пытаясь изобразить подобие улыбки.
– Езжай и найди его, только быстро, пока его легавые не зацепили.
– Понял, Саныч, мы стартуем.
– Иди.
– Саныч, ты разве не помнишь, как Жихарь вместо пальца – руку Азере отрубил? Ему ведь только волю дай, душегубу, – он всех перемочит, предварительно поиздевавшись, –