перепились, – ответил Андрей. – Здесь недалеко резервация. Это действительно индейцы племени мапу́че, а может и тэуэ́льче. Им запрещено продавать алкоголь, особенно за этим следят по праздникам, когда они спускаются с гор.
– Не доглядели, – смиренно продолжил он. – Кто-то купил им выпивку. Дело то подсудное. Эти места раньше принадлежали мапуче и тэуэльчи, которые воевали со своими врагами арауканами, жившими на тот момент на территории современной Чили вон за тем хребтом, к западу от Больсона. Но как везде в Америке, куда ступила нога белого человека, остались только названия мест на языке аборигенов, а индейцы сгинули или вот так деградировали.
– Скоты, форменные скоты!!! – нас догнал взволнованный, уже пеший Комаров, с раскрасневшимся лицом указывая на компактно лежащих, пострадавших от пороков западной цивилизации, туземцев. – Разве так могут упиваться нормальные люди!!!
– Нет, конечно, нет!!! – с душевным жаром воскликнули мы с Кузнецовым, стараясь дышать в сторону.
– А откуда у них вообще деньги на спиртное при их образе жизни? – поинтересовался я у моих собеседников, отхлебывая «лимонаду» с невинным видом.
– О, правительство провинции выделяет им средства, – чопорно пояснил Виталий Георгиевич. – Правда, много денег разворовывается, пока доходит до назначения. Для резервации закупаются продукты и все необходимое, что-то делают из кожи и шерсти сами аборигены на продажу.
– А потом лунной ночью к ним приезжают белые дяди и меняют у спившихся людей все закупленное за бесценок на огненную воду, – посмеиваясь, сказал Кузнецов.
– Но ведь это криминал, – констатировал я.
– Еще бы! – подтвердил Андрей. – Зато доход какой!
К Комарову привязался один индеец неопределенного возраста, невысокого роста, с бурым, как печеное яблоко лицом. Одетый в какое-то старое пончо и дурацкую вязаную шапку с длинными висящими ушами, он приплясывал, раскачиваясь перед ним, видимо клянча на выпивку. Мне вдруг неожиданно пришло в голову, что Виталий Георгиевич сейчас вспомнит про оперу, не знаю уж почему.
– Даже заезжей оперы нет, – в сердцах произнес Комаров, стараясь не смотреть на пляшущего маргинала.
Осенью у Комарова не было работы для меня и я, чтобы не бить баклуши, согласился на предложение Кузнецова убирать с ним картофель у его знакомого аргентинца. Платить обещали тоже картофелем – это нормальная практика расчетов на земле в этой стране. Можно всегда продать заезжим покупателям или съесть самому зимой.
Добираться на поле в Эль-Ожо пришлось пешком, здесь незнакомых людей подвозить было не принято, а автобус ходил редко и нерегулярно.
Вставать приходилось в пять утра и, не позавтракав, налегке, преодолевать по еще пустынной дороге двенадцать километров. Придя на поле, я быстро завтракал жареной картошкой, которую мне готовил Кузнецов в сарайке на очаге, и мы приступали к трудам праведным.
Впереди шел трактор со специальным отвалом. Нам лишь приходилось