безмолвен. Лифт недвижим.
Оно и неудивительно, оно и понятно – ведь лифт оккупирован мной! да с каким выражением оккупирован! – с выражением защитников окружающей среды, распростирающих тела пред танками и минометами, только мое тело распростерлось поперек лифта и без каких-либо убеждений, единственно по зову батюшки-рефлекса, выбросившего левую руку на кнопочную панель, чтобы та зажала кнопку "стоп", застолбив тем самым лифт, чтобы…
А вот и убеждения вырисовываются.
… чтобы, ни дай боже, кто-нибудь лифт у меня увел – увел, спустился в шахту, завладел моими ключами, проник в мой дом; стал мною!
Не отпускать лифт! ни в коем случае не отпускать! несмотря на крайне неудобную позу, которая, кстати говоря, является несколько преувеличенной, и которую не помешало бы несколько преуменьшить, убрав правые конечности с правой створки лифта, которую они с таким усердием держат, особенно правая рука, вцепившаяся в створку до белизны пальцев, – видно, осознала свой грех и решила в срочном порядке его исправить, покуда поверх одного греха не наросли точно полипы другие грехи, непонятно только, зачем правая нога сему исправительному акту содействует, подпирая створку снизу, ведь вины ее в потере ключей нет, – видно, батюшка-рефлекс решил подстраховаться, бросив на удержание лифта правосторонний фланг – на тот случай, если левая рука промахнется.
Но левая рука не промахнулась.
Левую ногу можно оставить там, где она есть – на стыке двух порогов: лифтового и подъездного, в расщелину которого ключи так ровнехонько, так прямехонько влетели, будто долгое время отрабатывали сей маневр.
Нечистый, маневр, ей-богу, нечистый! Кто-то за маневром явно стоит.
Цокот каблуков.
Ближе и ближе.
Кожа на спине натянулась, пытаясь поднять дыбом несуществующую шерсть. Уши подались назад, но не сумев развернуться, навострились. Глаза замерли, высвободив ушам энергию концентрации. Зубы вместо оскала стиснулись. Звериная сущность пронеслась по всему организму, проявляясь как может.
Каблуки бодро отсчитали ступени первой лестничной гармошки.
Бодро процокали пролет.
Бодро ступили на следующую гармошку…
Замерли…
Узрели!
Не оборачиваться! ни в коем случае не оборачиваться! даже на полголовы! и полголовы могут выдать личность с потрохами, затылок же, будучи элементом задворным, незримым – за исключением неординарных черепных данных, коими я, к счастью, не обладаю – вполне может сойти за неопознанный объект.
Чего нельзя сказать о наряде.
Людская память на чужие наряды зла – уж если обозлится на чей-нибудь гардероб, век гардероб помнить будет, человека забудет, а гардероб его помнить будет.
Но мой гардероб ни в чем перед родом человеческим не провинился, стало быть, в анналах людской памяти не значится, и – неопознанный затылок вкупе с неопознанным гардеробом становятся человеком самым что ни на есть неопознанным; мною становятся – вот что! что и требовалось доказать.
… Отмерли и продолжили нисхождение с лестницы – медленно,