лась.
Студент гладил толстый корешок, с хрустом перелистывал страницы, увлеченно пробегая по ним глазами, регулярно поглядывая на тетушку, которая гремела фарфоровым, еще не остывшим от чайного жара, сервизом.
– Спать сегодня ляжешь в моей комнате, там тебе уже постелено. Можешь туда отправляться.
– Тетушка, а где же сегодня будешь спать ты?
– Там.
Тетушка кивнула в сторону дивана и удалилась на кухню.
– Не спишь, тетушка? – шепот разрезал темноту.
– Нет еще. – ответила тетушка, повернутая лицом к ковру, висевшему над диваном.
– Какая замечательная книга, очень интересная!
– На…– она вдохнула, – здоровье…– выдохнула тетушка и отошла в царство морфея.
Тепло утреннего солнца мешало остывать кипятку в кружке студентика.
– Замечательная книга, – бубнил себе под нос студент, водя пальцем по строчкам первой страницы.
Чайник пустел.
– Эх, тетушка, спасибо за приют! И спасибо за книгу! Замечательная книга!
Тетушка посмотрела на племянника.
– Это тебе спасибо за книгу, ты же мне ее дарил.
Лицо студента скрывала обложка книги, но едва уловимая вибрация воздуха выдала его ухмылку.
К вечеру того же дня сервиз занимал свое обыкновенное место в серванте, а книга занимала свое обыкновенное место на полке рядом.
Перерождение
Стоя во дворе дома по улице Мира, маленький карапуз, переминаясь в валенках на вырост и сдвигая с глаз упрямую меховую шапку, уставился на сидящих перед ним.
– Стоит-ь тут, вылупился, понимаешь! Ты поглянь на него, на несмышленыша. Поди удумал шо-то неладное, стервец! – Замахала всем, что имела и чем гордилась, первая подруга.
– Черти его знают, что у этих паршивцев на уме! Птьфу! – Отозвалась вторая.
Три подруги сидели, поджав ноги, иногда съеживаясь и вздрагивая от холода.
– Нет, вы на нее погляньте, а! Танька-то из третьего подъезда совсем гулящая стала! В ту пятницу с одним, вертихвостка, сегодня уже с другим вон идет! Смотреть гадко! Годков ужо двадцать стукнуло, а у ей все гулянки на уме! Ну разве же мы такими были? Неужто в наше время такое было? Да ни в жизнь! – Ее шея вытянулась так, что сквозь пуховый шарф было видно красную горячую кожу.
Третья подруга чуть высунула голову из своей серой шубы:
– Что же ты, дура старая, тут брешишь? Кого Матрена Петровна тягала за космытья? От гулянок отваживала кого? Уж не меня-то!
– Ну ты вспомнила, вспомнила! Потому шо мамка меня так таскала, потому-то я человеком хорошим выроста! Воспитание нынче ужо не то!
– Была бы хорошим человеком, ты бы тут не сидела с нами. – Подытожила третья, и снова спряталась в шубу.
Вторая, заметила скупую слезу на щеке первой подруги. Надо заметить, зная женский плаксивый характер, а так же истинную глубину нанесенного оскорбления, первая подруга перенесла нападку стоически, ограничившись слезой и многозначительным молчанием. Вторая решила заступиться за первую:
– Зачем же ты так, а? Будто бы сама не знашь, покуда она такая вредная стала?
– Из-за чего енто? Из-за того, что дети бросили? Видимо и до того была вредная, раз дажа дети бросили. Сама им поди нервы вымотала. – Третья не унималась, бубня себе под нос. Благо, что эти бубнения слышала только вторая подруга, сидевшая посередине.
– Зато вижу почему ты туточки.
– А вот не потому-то, калоша старая, я тута. Я здесь вообще-то не должна быть. Я всю жизню свою была правдорубом. В небесной канцелярии видно что-то напутали.
– Ничегой-то они не напутали, самое место тебе здеся. Плохой ты человек, очень плохой. Обижаешь всех. Шо раньше, шо щас. Птьфу на тебя!
У мальца по подбородку уже в три ручья стекала вода от сосульки, которую он нещадно употреблял внутрь рта. Глаз от подружек он по-прежнему не отводил, а те его уже и не замечали.
– Не виноватая я, что вокруг все неправы! Енто в них проблема, а не во мне! А коль ты такая правильная, что здесь забыла?
– А я не знаю. Видно нагрешила. Тот, кто сверху – ему виднее. – Она вздохнула.
– Это потому шо бесхарактерность есть тоже разновидность вредности.
– Знаете шо? – встрепенулась первая, – шо мы тут забыли? Давайте лучше место поищем. Давеча пташка на хвосте принесла, что на конечной остановке пекарня есь. Там пекарь съестное выносит частенько на улицу.
– Хороша мысля. Тамарку только дождемся, должна вот-вот выйти. – Пробубнила третья.
– Точно? – вторая сомневалась, – вчера вечором в окно ей заглядывала, здоровенькая была и поленом не перешибешь. Возилась шо-то по хозяйству.
– Точно как в аптеке. В пятый подъезд скорая приезжала сугодня не единожды. Она тама одна старушенция, точно копыта двинет.
Вдруг, из форточки