пояснять Галина, как главный правдоруб поселка, – ты жаловалась в милицию на соседа, что у него громко в душе вода шумит?
– У меня слух чуткий, он мыться вздумал в восемь вечера, я сплю ужо в это время!
– Ты же жаловалась на детвору, что когда на качелях качаются, скрипят на весь двор и спаса от их нету?
– Они не только мне мешают, а всему двору!
– И ты же разбросала гвозди, чтобы машины проткнули колеса и не ездили под окнами?
– Потому шо дыхать нечем после них, надымят как пОровозы! Чай не в депо живу, шобы терпеть!
– Добро пожаловать, – произнесли все втроем.
Из первого подъезда вышел мужчина и направился к ребенку. Он взял мальчика за руку и повел к дому.
– Сынок, мама тебя зовет-зовет, а ты не идешь. Не надо маму расстраивать.
– Папа?
– Что сынок?
– А ты видел когда-нибудь детей голубей?
– Голубят? В смысле детенышей голубей? Нет, не видел.
– А откуда тогда голуби?
– Не знаю сына. Но они такие вредные птицы, только попрошайничать, курлыкать и гадить умеют.
Мальчишка, заходя в подъезд, обернулся к голубям, но на люке уже никого не было. Только откуда-то сверху доносился удаляющийся звук хлопающих крыльев.
Артефакт
– Зачем, Уцы, я это сделал?
– Ты знаешь, что тебе нельзя задавать мне такие вопросы… – холодные фарфоровые губы Уцы не дернулись.
Уцы указал пальцем на Цы. Один из меднобрюхих дернулся, осклабивши пасть, в сторону Цы, чтобы заткнуть ему рот метким ударом промеж зубьев, но Уцы, что сидел во главе стола, взмахом руки остановил все движение в зале.
– Ты либо непомерно смел, либо непомерно глуп, но ты был лично выбран Коллегией Вацоков и, назови я тебя глупцом, я оскорблю всех здесь присутствующих.
Вацоки важно кивнули друг другу и вновь уставились на Уцы.
– Значит, ты непомерно смел. Смелость твоя на силе основана или на дерзости? Вижу, Мать Земля держит тебя ещё на своих плечах, знать, и силой ты не выдался. Дерзость…
Уцы встал с Кресла. Чего не делал уже добрых несколько десятков лет, отчего Коллегия разом ахнула, будто старухи из прихода, когда перед ними уронили причастие. Он вальяжно подошёл к Цы и ткнул пальцев в его живот. Тут же меднобрюхий, у которого давно чесались кулаки, подскочил и ударил Цы в то место, на которое указал Уцы. Цы упал на колени, но артефакт не выронил из рук.
– Ты знаешь, что Цы в праве задать только один вопрос Уцы за всю жизнь. Свою возможность ты уже истратил, но задал второй. Дерзость… Не знай я твоего отца, украсить бы твоим блестящим скальпом Второй подлокотник Кресла.
Коллегия возилась на стульях, переговариваясь друг с другом фразами, из которых можно было уловить лишь "вот отец его был… да-а-а… а он… не достоин".
– Отец был твой верен Креслу. Именно поэтому он дожил до самой старости. Именно поэтому Первый подлокотник так потрепан… Знаешь, почему тебя только легко стукнули, а не убили? Потому что твой отец так и не задал