с вами, лодырями, за весь день так заряжусь, что под вечер ног не чувствую. За вами ведь глаз да глаз нужен!
– Она ноги не чувствует, только сиськи! – тихонько сказал один из парней. Стоящие рядом засмеялись.
– Когда вернулись в помещение после зарядки, Семён увидел, что его вышитую сорочку одевает какой-то парень.
– Это моя рубаха! – подбегая сказал Семён.
– Здесь нет ничего личного, товарищ! Здесь коммуна! Всё общее!
– Что? И штаны мои тоже надеть готов? – поразился Шлинчак.
– Давай, я не против, – парень всерьёз рассматривал штаны на Семёне.
Шлинчак воспользовался этим и выхватил рубаху у него из рук. Парень возмутился.
– Ты чего?! Я её уже взял! Это моё!
– Здесь ничего твоего нет! – ответил Семён, быстро надев рубаху и снимая с парня кепку. – Здесь всё общее! Это коммуна.
– Это моя кепка! – попытался выхватить головной убор из рук Шлинчака парень, но шустрый Семён быстро перескочил через кровать, и парень, потеряв равновесие рухнул на сидящего сбоку толстяка. Толстяк оттолкнул его, тот упал снова. Началась всеобщая свалка. Парень вырвался из кучи-малы, побежал за Семёном. Но догнать Шлинчака было ой как непросто. Парни улюлюкали и подбадривали соревнующихся в беге с препятствиями в виде кроватей. Гонку прервал грохот половника о таз. Все мгновенно переключились и побежали в столовую.
Там стояли длинные столы и лавки. Но мест на всех не хватало, и люди устраивались кто где: сидели на подоконниках, стояли у стен и даже примостились в углах. Семёну выдали тарелку каши и кусок хлеба. Голодный Шлинчак быстро съел несколько ложек и вдруг остановился. Следующую не смог проглотить, распробовав странный вкус. Выскочил на улицу, выплюнул всё. Вернулся.
– Что это? – спросил он у мальчика, сидящего на лестнице.
– Мешок пропавшей прошлогодней пшеницы нашли в подвале. Так что в ближайшее время будем есть только это. – ответил пацан.
Семён взял хлеб, кашу оставил на столе, собираясь выйти.
– Ты не хочешь? Я доем? – спросил его кто-то.
Семёна чуть не вырвало, он молча кивнул головой и выбежал на улицу. Запах в столовой был ужасный. На крыльце уже собрались несколько человек, которые поели первыми или также, как Семён, не смогли есть эту гадость.
– Я думаю, что в коммуне не должно быть разницы между мужчинами и женщинами. Мы должны одинаково учиться, трудиться. – сказал рыжий конопатый парнишка.
– Точно! – скабрезно осклабился узкоглазый круглолицый мужик, – И спать мы должны в одном помещении. Как говорит товарищ Клава, у партии нет мальчиков и девочек, только бойцы революции!
– Ты небось, рядом с Клавкой бы лёг, Бабичев? – захохотали парни.
– Нет, лучше на неё! – мечтательно парировал круглолицый татарин.
Улицкая выросла, как из-под земли.
– Я тебе лягу! Щас так лягу! – Клавка, возвышаясь почти на голову над Бабичевым, лупила его по чём попадя. Бабичев только радовался, тем больше, чем сильнее била.
– Вот баба! Вот где страсть-то!