ственно заявить: кризис миновал. Организм с воспалением в лёгких справился, теперь полный покой и хороший уход, и через месяц, если мы вас совсем не залечим, будете как новенький. Итак, коллеги, приступим к осмотру.
Через полчаса тщательно осмотренный и напоенный микстурами главный конструктор КБ-520 осознал, что кризис действительно миновал. Впервые за последние недели появилась ясность мысли, и стало чуть легче бороться за каждый глоток воздуха, преодолевая боль в мышцах спины и живота. Михаил Ильич снова откашлялся, болезнь отступила из лёгких, но образно говоря, ещё крепко держала конструктора за горло.
«А ведь по краю прошёл. Надо бы найти того командира», – мысленно Михаил Ильич вернулся к событиям конца сентября 1939 года.
Он был в одной из московских командировок. В холле гостиницы «Москва» к нему подошёл военный и попросил уделить ему немного времени. Михаил, как всегда, торопился, в Кубинке в эти дни решалась судьба его опытных танков А-20 и А-32, но и отказать человеку с "Золотой Звездой" на кителе в такой малости было бы неправильно.
В итоге, когда они устроились за угловым столиком подальше от любопытных глаз и ушей, военный передал Михаилу Ильичу два листа ватмана. На каждом листе было изображено по танку в трёх проекциях – явно любительские карандашные рисунки, – тем не менее, они давали достаточное понимание конструктивных особенностей обеих машин. Сказать, что Кошкин удивился, было бы ничего не сказать: меньше всего он ожидал увидеть на рисунках почти "свои" танки. На первом листе был доработанный, но бесспорно узнаваемый его перспективный А-32. А на втором – танк с более массивной башней и скорее всего 85 мм орудием, но опять же с его, Кошкинской ходовой и корпусом. Таким мог стать танк следующего поколения, созданный на основе А-32.
– Откуда это у вас?
Командир, капитан-пехотинец, если судить по знакам различия, дотронулся указательным пальцем до своего виска:
– Михаил Ильич, я не буду спрашивать вас, верите ли вы в мистику, просто изложу факты, а потом поступайте как сочтёте нужным. Я был тяжело ранен на Халхин-Голе, пережил клиническую смерть. А выходили меня монахи, то ли буддисты, то ли ещё кто. Уж не знаю, что они там накрутили в моей карме, но танк с маленькой башней я видел во сне. Не перебивайте, – командир предостерегающе поднял руку, – я расскажу и уйду, так будет быстрее, а вы потом сами решите, сумасшедший я или нет. Так вот, этот танк в следующем году под вашим руководством перегоняли из Харькова в Москву, чтобы набрать недостающий пробег и запустить машину в серию.
«Сумасшедший? Провокация? Чья-то злая шутка?» – Кошкин смотрел в спокойные глаза капитана и не мог отделаться от желания скосить взгляд на ватман. Второй танк с большой башней был красив и опасен. Опытному танкостроителю уже по обводам было ясно, что это будет удачная боевая машина.
– Вы меня не слушаете, Михаил Ильич.
– Что? Простите, задумался.
– Второй танк в моём сне называли Т-34-85, его сделают, кажется, в конце 42-го. Но вы, к сожалению, в его разработке принимать участие не будете.
– Почему?
– К тому времени вас не будет. Простудитесь при перегоне своих танков в Москву, подхватите воспаление лёгких и в следующем году умрёте.
Военный встал.
– Поэтому, Михаил Ильич, поверите вы мне или нет, прошу, берегите себя. Механиков-танкистов всё-таки больше, чем главных конструкторов, а стране скоро понадобятся хорошие танки. Рисунки я вам оставляю. До свидания.
«А я его имени даже не спросил. А когда на обратном пути в Харьков танк, проломив лёд, ушёл в воду, ведь испугался, хотел со всеми броситься в реку, но перед глазами встал этот спокойный капитан. Испугался не столько умереть, сколько не принять участия в создании большебашенной 34-ки. И всё равно еле выкарабкался».
Конструктор закашлял и, повернувшись на бок, сплюнул. Его взгляд скользнул по газете, оставленной на низенькой тумбочке, – вчерашней, от 25-го сентября 1940-го года; не задержавшись на мелких буквах, переместился на начинающую желтеть зелень за окном. Конструктор откинулся на подушки, закрыл глаза и задремал.
Начало.
Если вспоминать по порядку, всё началось с того, что комроты Валерий Потешкин сразу после праздника, 2 января 1941 года, в четверг осчастливил Ивана Жукова направлением на курсы младших командиров. Сборы были недолгими, и через несколько дней Иван, младший сержант, ещё месяц назад бывший отделенным командиром 30-го стрелкового полка 64-й стрелковой дивизии 44-го стрелкового корпуса, обладатель значка "Ворошиловский стрелок", уже трясся в кузове грузовика, катившего по разбитой просёлочной дороге. Ехали колонной из восьми полуторок и здоровенного автобуса.
Автобус был примечательным от кончиков колёс до большой антенны на крыше. Первое, что бросалось в глаза, это размеры: чудище, казалось, съело своего собрата и увеличилось вдвое (как потом оказалось, отчасти так и было). Второе – необычная раскраска с очень детальным рисунком по середине кузова. Здоровенный медведь, закованный в стальные доспехи и обвешанный каким-то непонятным, но однозначно устрашающим оружием. Медведь стоял