сержантского состава стояла ровной шеренгой на плацу.
Плац. Если мозгом части можно назвать штаб, то плац, несомненно, её сердце. Тут встречают и провожают, наказывают и награждают. С плаца уходят навсегда и возвращаются после недолгой разлуки. Плац тоже был странный, ненатоптанный что ли. Каждый из курсантов не раз и сам стоял или маршировал в местах, подобных этому. И «сердце» этой части было немного другим, жило, подчиняясь другим законам, работало в другом ритме, неуловимо цепляющем своей чуждостью. Хотя спроси любого, никто не смог бы ответить, чем этот плац отличается от десятков других, которые приходилось утюжить сапогами раньше. Аура? Может быть, но слов, подобных этому, ещё нет в лексиконе жителей 40-х годов ХХ века. Уж точно нет в данной локации.
А потом про них просто забыли.
Капитан снял шинель, остался в гимнастёрке без знаков отличия, но с двумя красными поперечными полосами на рукавах и, улыбаясь чему-то своему, выдал речь:
– Товарищи бойцы, на данный момент вы все являетесь кандидатами в слушатели краткого курса усовершенствования сержантского состава. Преподавать дисциплины вам будут инструктора – один красный шеврон на рукаве. И товарищи старшие инструктора – два красных шеврона на рукаве. Слушай приказ! Равняйсь! Смирно! Вольно! Сейчас начальник курсов освободится и подойдёт к вам.
На этом капитан или, точнее, инструктор счёл свою миссию выполненной и удалился. В зоне видимости будущих курсантов остались лишь два парня из хозобслуги, которые с видимой ленцой и долгими перерывами кололи дрова.
Через час-полтора стояния и перешёптываний почти одновременно произошло два события. Первое осталось незамеченным курсантами и заключалось в том, что Иван, чувствуя, как ноги стали подмерзать, начал притоптывать с пожеланием «да чтоб вам провалиться всем», второе заметили все: на крыльцо вышла повариха. Ну а кем ещё могла быть румяная, пышная женщина лет сорока в застиранной гимнастёрке, фартуке и белом поварском колпаке?
Что-то энергично выговорила двум оболтусам, слов слышно не было, но и без того было ясно, что расчихвостила их за нерадивость. Курсанты злорадно заулыбались, наблюдая за заметно ускорившимися топорами.
А затем повариха неожиданно направилась к будущим курсантам:
– Ой, родненькие, да шо же вы стоите туточки, айдате за мной, каша-то с маслом напрела уже.
– Нельзя, мать, приказ у нас, – ответил чернявый парень, запомнившийся Ивану спором у автобуса: чернявый убеждал всех, что такие пушки уже есть на секретных складах и он сам их видел и чуть ли не стрелял. Никто ему, конечно, не поверил, но парня Иван запомнил.
– Да сколько можно стоять, товарищи! Они там про нас забыли совсем! Идём сами к начальнику! Не царские порядки, чтоб солдат на морозе держать! – кто это выкрикнул, Иван понял сразу.
Курсант обращал на себя внимание и статью, и горевшим на груди орденом Красной Звезды. Высокий, но не длинный. Породистое лицо, прямой нос с чуть заметной