работы, переоденусь, и – зиг хайль!
– Да нет, боюсь, ты меня найдешь дилетантом. Мы лучше давай вот что сделаем – я дам деньги и запишу номер поезда, а ты мне организуй билет, хорошо? Ты ведь знаешь, к кому тут обратиться.
– Знать-то я знаю! А сигареты еще есть?
– Нет, только талоны.
– Сойдет, можно талонами. Эту пачку я забираю, и гоните еще на две.
– Помилуй, это же просто грабеж!
– Да вам чего, собственно, требуется – ехать или сидеть тут на заднице и курить свои сигареты?! Ну и сидите на здоровье!!
– Хорошо, хорошо, только визжать не надо… – Дорнбергер отделил требуемое количество талонов и отдал девчонке вместе с вырванным из записной книжки листком, где написал номер поезда и станцию назначения. Когда та удалилась, насвистывая модный шлягер и узывно виляя тощими бедрами, он подумал, что разумнее было бы талоны не отдавать. Скорее всего, паршивка и не пойдет ни за каким билетом, а сейчас будет рассказывать о доверчивом простофиле.
Ну и черт с ними со всеми, решил он, имея в виду обеих сразу. Билет в Берлин у него есть, дождется следующего поезда и уедет, а в Эссен можно дать телеграмму. Пусть-ка изложит свой «крайне важный вопрос» в письменном виде. Он достал письмо, перечитал, украдкой понюхал и фыркнул с неодобрением. От запятых отказалась, поскольку все равно не умеет ими пользоваться, но чтобы бумага была не надушена – это никогда. И эти английские словечки, это идиотское написание имени без конечного «ха» – Эрик вместо Эрих, – вероятно, кажущееся ей таким изысканным! «Вечная женственность», пропади она пропадом…
Он доел бутерброды, допил согревшееся и ставшее от этого еще более мерзким эрзац-пиво и собрался было снова идти к бараку, чтобы узнать насчет ближайшего берлинского поезда, как вдруг услышал голос развратной сцепщицы.
– Эгей, группенфюрер! Алли-алло! – визжала она, высовываясь из окна багажного отделения. – Шпарьте сюда, быстро!
– Ну, билет я организовала, – сообщила она, когда он подошел, – но только кассирше тоже чего-то надо дать. Я ей не стала говорить, что у вас есть табачные талоны, а как насчет этого?
Она состроила гримаску и потерла большим пальцем об указательный. Дорнбергер кивнул, полез за бумажником.
– Хватит с нее пяти марок, – объявила сцепщица. – Нечего их баловать, все равно половину билетов разворовывают! Знаете, сколько надо отвалить, чтобы устроиться на железной дороге в кассу? Зато и живут они – как бог во Франции, вот чтоб меня завтра разбомбило! Я сама знаю одну кассиршу, которая курит только американские сигареты, трофейные, и окурки кидает на землю – вот так запросто, а картошку каждый день жарит на сливочном масле… Ну, ладно! Проездные документы у вас в порядке? А то, может, вы вообще шпион, я почем знаю, верно? Давайте сюда, и пошли. К самой кассе не подходите – подождете меня вон там…
Не прошло и десяти минут, как она вернула ему бумаги вместе с билетом до Эссена.
– Поезд будет через два часа, – сказала она, – жаль, уже не успеем. А то я бы