в психдиспансере. Учитывая то, как остро стоял квартирный вопрос в те годы, можно с уверенностью утверждать – мне повезло – я была обладательницей собственной пятнадцатиметровой комнаты.
Родители мои, типичные шестидесятники, окончили текстильный институт, и всю жизнь проработали инженерами на очень известной в советские годы прядильно-ткацкой фабрике «Октябрьская», которая, как и положено подобному производству, располагалась в рабочей слободке – на Выборгской стороне.
Продвижение по карьерной лестнице моих родителей закончилось на должности начальника прядильного цеха – для отца, и заведующей экспериментальной лабораторией – для мамы.
Как и большинство советских людей, родители очень любили свою работу и всегда с упоением рассказывали мне о своих достижениях. Например, о перевыполнении плана. Данный подвиг, как правило, поощрялся благодарственной записью в трудовой книжке и премией в размере десяти рублей. Трудовые книжки моих родителей я сохранила и иногда, перечитывая все эти поощрительные записи, я с ужасом думаю о том, какой на самом деле ужасной была жизнь моих родителей и их друзей. Ведь сейчас даже представить невозможно, что премия за тяжелейший месячный или квартальный труд могла составлять десять рублей! А на текстильных фабриках труд был не просто тяжелым – он был каторжным. Именно поэтому рабочие бригады пополнялись исключительно за счет «лимитчиков» – людей, приехавших из разных республик Советского Союза и еще более бесправных, и несчастных чем мои родители – коренные жители этого города.
Несколько лет назад я приезжала в Петербург, и мне пришлось побывать в тех местах, где всю жизнь трудились мои родители. Как ни странно, за 25 лет, а именно столько прошло времени с момента моего последнего посещения фабрики, в тех местах мало что изменилось. По крайней мере – визуально. Серый пыльный дух прочно осел на домах этой фабрично-заводской окраины города. А вот фабрики «Октябрьской», как ни странно, не оказалось в наличии. Вернее сказать, здание этого бывшего супергиганта, естественно сохранилось, только теперь в нем располагался популярный и модный торговый центр. Честно говоря, у меня не хватило духа туда заглянуть. Единственно, о чем я подумала – хорошо, что папы нет в живых, и он не увидел всех тех метаморфоз, которые произошли с дорогими его сердцу местами. Крушение мифов – это всегда трагедия. И теперь я это точно знаю…
Папа и мама были типичными представителями своего поколениями. Они обожали спорт, походы, песни под гитару и пыталась, естественно, передать свои пристрастия мне. Но у них ничего не получилось. Я терпеть не могла физкультуру и отказывалась ходить в походы и жить в палатках. От родителей я унаследовала лишь любовь к хорошей литературе и песням Окуджавы. Даже сейчас, когда мои музыкальные пристрастия очень изменились, я частенько слушаю проникновенные песни Булата Шалвовича, от которых мне почему-то всегда хочется плакать.
Если с физкультурой и спортом у меня отношения не сложились,