увидела, что к ожерелью добавилась еще одна жемчужина. На другой день выросла тень, отбрасываемая гардиной. Мне также показалось, что положение пальцев на ее правой руке немного изменилось.
Атласная накидка приобрела такой естественный цвет и фактуру, что мне хотелось потрогать ее рукой.
Однажды мне чуть не пришлось потрогать настоящую накидку, которую жена Ван Рейвена положила на кровать. Я уже протянула руку, чтобы погладить меховой воротник, когда увидела в дверях Корнелию, наблюдавшую за мной. Другие девочки, увидев меня рядом с накидкой, просто спросили бы, что я делаю, но Корнелия смотрела на меня молча. Это было хуже любых вопросов. Я опустила руку, и она улыбнулась.
Как-то утром, когда я проработала у них уже несколько недель, Мартхе упросила меня взять ее с собой в мясной ряд. Она любила бывать на Рыночной площади, гладить по мордам лошадей, играть с другими детьми и пробовать в разных палатках копченую рыбу. Когда я покупала селедку, она толкнула меня локтем и воскликнула:
– Грета, посмотри, какой змей!
Над нами летал бумажный змей в форме рыбы с огромным хвостом и, раскачиваясь на ветру, был действительно похож на рыбу, плывущую в воздухе среди чаек. Я улыбнулась и тут увидела поблизости Агнесу, которая не подходила к нам, но глаза которой были прикованы к Мартхе. Я все еще не сказала Агнесе, что в доме есть девочка одного с ней возраста – я боялась, что она совсем расстроится, решив, что я нашла ей замену.
Иногда, приходя по воскресеньям домой, я затруднялась, что рассказывать родителям и Агнесе. Моя новая жизнь постепенно вытесняла старую.
Когда Агнеса посмотрела на меня, я тихонько покачала головой, чтобы этого не заметила Мартхе, и стала укладывать рыбу в корзину. Я нарочно затянула это занятие – мне было невыносимо видеть обиду на лице Агнесы. И я не знала, как поведет себя Мартхе, если Агнеса заговорит со мной.
Когда я наконец повернулась, Агнесы уже не было.
Придется в воскресенье объяснить ей, что у меня теперь две семьи и они должны оставаться порознь.
После мне было стыдно, что я отвернулась от собственной сестры.
Я развешивала белье, встряхивая каждый предмет и туго растягивая его на веревке, когда Катарина, тяжело дыша, вошла во дворик. Она села на стул возле двери, закрыла глаза и вздохнула. Я продолжала заниматься своим делом, как будто она это делала каждый день, но чувствовала напряжение.
– Ну, ушли они? – вдруг спросила она.
– Кто, сударыня?
– «Кто-кто», дурочка! Мой муж и этот… пойди погляди, ушли ли они наверх.
Я осторожно вошла в прихожую и увидела две пары ног, поднимавшиеся по лестнице.
– Справитесь? – услышала я голос хозяина.
– Ну конечно. Она не такая уж тяжелая, – ответил глубокий, как колодец, бас. – Немного неудобно нести, вот и все.
Они поднялись наверх и зашли в мастерскую. Я услышала, как за ними закрылась дверь.
– Ну ушли, что