будто выцветший за зиму, и трое метисов с узкими глазами – теперь таких, как Павел, стало больше, лет пятнадцать назад он был один на весь детдом. Все нескладные, в шапках-гондонках и бомберах, все разных возрастов, от восьми до двенадцати лет, они даже не замечали, как Павел топает к ним по прошлогодней траве.
Он взобрался на пригорок, оценил побитую обувь пацанов – правильно ему сказали воспитатели, и хорошо, что прислали нужные размеры. Он поставил пакеты на стол, за спинами мальчишек. Один пакет был набит кроссовками, Павел сделал консультанту в магазине день. В другом лежали джинсы и толстовки.
– Я вас по всему двору ищу, – сказал он. – Разбирайте и сразу на себя.
Пацаны слезли, стали деловито шуршать пакетами. Растоптанную обувь бросили там же, под стол, при виде чего Павел сморщился. Благодарить не благодарили, только сопели носами, затягивая шнурки и влезая в толстовки. Подарки они принимали за должное, но Павлу все равно было приятно. Он стал тем, кого сам хотел бы встретить в детстве.
Наличные он детям не давал – сразу спустят на сигареты или пиво, а вот вещи привозил. И не сгружал пакет в общую кучу, предпочитая раздавать лично, что его регулярно просили не делать. Но это же известное кино: привезешь вещи в детдом официально – и сразу лучшее исчезнет. Конечно, не всегда и не везде так было, и, став волонтером, Павел пока никого не уличал. А может, только ему такие воспитатели достались в детстве.
Он помнил свой детдом: как давили кеды, так что пальцы болели и даже ноготь врос. А он терпел зачем-то, только один раз пожаловался, и всё. Собственное неудобство казалось ему не очень-то и важным. Если привозили хорошие новые вещи, их относили в подсобку, где они пропадали. Однажды Павел заметил кроссовки, белые с зеленой полоской, своего размера. Набравшись смелости, он даже подошел и попросил их у воспиталки, Борисовны. Ему велели подождать. Он подождал, а после, месяца через два, к директрисе приехала дочь, крепкая девка с румяным лицом. Она ждала мать у ворот, не решаясь зайти на территорию, как будто за забором начиналась зона отчуждения, а на ногах у нее белели отличные кроссы с зеленой полосой.
Старшие тоже могли отобрать вещь и продать, это понятно, но раз отдал, прогнулся, значит, ты – труха и сам виноват. Закон сиротских джунглей.
В наушнике заиграл звонок. Павел забыл, что очки остались в машине, и палец уперся в висок. Пришлось отвечать вслепую.
– Ну и куда ты пропал? – поинтересовались из наушника, отчего у Павла случилось дежавю. – Все уже в актовом зале.
– Так чего ты? Иди. Я продукты занесу и поднимусь.
– И оставить открытую машину без присмотра? – А дальше страшным шепотом: – Тут какие-то мужики стоят, я их впервые вижу.
Действительно, ключ-то у него в кармане. Чертыхнувшись, Павел махнул подопечным, подхватил пакеты с оставшимися вещами и заторопился по бетонной дорожке вокруг корпуса.
Соня ждала на стоянке. Высокая и по-мальчишески угловатая, она подчеркивала свою худобу объемной курткой и трикотажной юбкой, открывающей