стоит привести себя в порядок, – тихо шепнул Раза, касаясь глухими словами горевшей кожи.
Вэл опустила голову и подняла веки, встречаясь с ним взглядом. В черных глазах, уставших и спокойных, она увидела свое отражение. И улыбнулась.
– Почему ты смеешься? – Раза немного отстранился от нее, заглядывая в испачканное, запыленное лицо.
– Потому что мне смешно. – Вэл, изо всех сил пытаясь стереть с губ предательскую, выдающую ее взволнованность улыбку, отвела взгляд, наблюдая за часто бьющейся веной на его шее.
«Волнуется, – поняла Вэл. – Как всегда, скрывая свои чувства за деланым бесстрастием. Словно не живое существо, а каменная статуя».
Но Вэл давно осознала, кто прячется за ледяным панцирем.
И пусть для всего мира этот мужчина являл собой воплощение строгости и равнодушия, она слишком хорошо знала черного зверя и его багровое сердце, прятавшееся за мягким мехом.
– Как давно ты приняла это дерьмо?
Вопрос не удивил. И даже почти не испугал.
– Дай подумать. – Вэл сжала губы, пытаясь унять ненормальное, безосновательное, какое-то дурное ликование, овладевшее ею. – Я не помню. Сегодня. Или вчера.
Раза промолчал, ровно смотря в лицо, полное веселья. От прямого взгляда, привычно безучастного, становилось немного не по себе.
– Больше ты не будешь позволять себе такие вещи.
– Это приказ, наместник? – с иронией в голосе спросила Вэл.
Ладонь ее, замершая было в черных волосах, опустилась ниже по виску, коснулась острой скулы. Вэл, спасаясь от медленно надвигающейся истерики, всегда приходящей на смену приступам беспричинной радости, посмотрела на сжатый рот Раза и осторожно, но игриво дотронулась большим пальцем до его нижней губы.
Раза молчал, не опуская темных как ночь глаз. Не двигался, будто не чувствуя рук девушки, не реагируя на ее прикосновения.
– Откуда в тебе такая тяга к разрушению? – спокойно спросил он.
Задело. Вэл хмыкнула, опустила руку, стукнула пальцами по доскам пола и подняла глаза, обретая уверенность, подкрепленную легкой зудящей злостью.
– Виновата конечно же всегда я, – жестко, растеряв всю веселость, смотря уверенно, произнесла она.
– Нет, виноват я, – не моргая, не отводя взгляда, сказал Раза, понизив тон. Помолчал, а затем добавил, не меняясь в лице: – Прости меня. Умоляю.
Вэл дернулась, как от удара, едва контролируя собственное тело. Она попыталась было нацепить на лицо былую маску веселости или, если получится, бесстрастности, но тут же сдалась, понимая всю тщетность своих усилий.
Сердце выбивало дробь, проснувшись в мгновение ока, застучало в висках, грозя обернуться головной болью.
Она приоткрыла губы, провела языком по зубам, понемногу, мучительно медленно втянула носом воздух и растерянно моргнула.
Сколько она уже чувствовала себя на грани? Неделю? Месяц? Год? А может быть, пора признать очевидное – все долбаные четыре года с того самого момента,