драки на игровой площадке, Станислав, добрый католик, кивал и делал серьезное лицо. Но потом не сказал Фрици ни слова.
Ну и что с того, что она чуточку буйная? Чуял он, что эта девчонка еще заявит о себе. Он знал, Ленке хотелось бы, чтобы одна из дочек стала монахиней, но Станислав был почти уверен, что это не Фрици.
Меж тем в Пойнт-Клиэр
Эрл все еще сидел со Сьюки, изо всех сил пытаясь ее успокоить, но без толку.
– Ой, Эрл… моя жизнь кончена. Пока я жива, ничто уже не будет как прежде.
– Ох, милая…
– Я не та, кем себя считала… и никогда больше не буду.
– Понимаю, это большое потрясение. Для меня тоже, милая. Но давай найдем в этом хорошее.
– Что именно?
– Ну, для начала, разве ты ни капельки не рада, что ты все-таки не Симмонз?
– Нет, не рада! Пока была Симмонз, я, по крайней мере, знала, кто я такая и о чем мне беспокоиться. А теперь не знаю, кто я… и о чем мне беспокоиться. Меня будто похитили инопланетяне. – Сьюки вдруг задохнулась и схватилась за грудь: – О господи… Кажется, у меня сердечный приступ. О господи… Я умру и так и не узнаю, кто я!
– Сьюки, успокойся. Нет у тебя приступа. Все с тобой хорошо.
– Нет, Эрл, не все… Я чужая в собственном доме!
Эрл дал ей подышать пару минут в бумажный пакет, она немного успокоилась, но сердце у нее все еще колотилось, кружилась голова. Она вдруг стиснула его руку:
– Эрл, ты теперь знаешь, что я – это не я… ты меня разлюбишь?
– Нет! Ты моя жена, я тебя люблю. Ты всегда будешь тем же чудесным человеком, каким всегда была. Ничто не изменилось.
– Как ты можешь такое говорить? Изменилось все. Я теперь совсем другой человек, даже не тот, кем была несколько минут назад.
– Вот и нет.
– Вот и да! Вчера я была человек английского происхождения и южно-методистского вероисповедания, а сегодня – польско-католическая личность и безотцовщина.
– Ой, милая, ну вдумайся. Если бы ты ничего не узнала, разве не была бы ты тем же самым человеком?
– Но я же узнала… и теперь знаю, что я – не я. Как же теперь опять стать собой? Да я собой вообще никогда не была! Не понимаю, как ты можешь так спокойно говорить. Ты был женат на мне все эти годы, а сам и не знал, кто я такая и кто мои родители.
– Милая, это не имеет значения. Я люблю тебя. А не твоих родителей.
– Но… а как же дети? Я, может, дочь преступника или серийного убийцы. Кто знает. (Эрл рассмеялся.) Ничего забавного, Эрл. Ты смейся, конечно, но это у меня гены двух совершенно чужих мне людей носятся по всему организму. Я знаю про ДНК – это имеет значение.
– Ох, милая…
– Нет, правда, вот ты бы как себя чувствовал, если б не знал, кто ты такой?
– Но, милая… мы же знаем. Тут вот прямо написано, что ты – дочь Фрици, фамилию произнести не могу, но она-то и была твоей матерью.
– Да, но я с ней незнакома. И не опознала б, даже если бы на нее упала. Она могла быть Дорис, продавщицей