об этом спросишь?…
Как историка его можно было понять. Для него важен был не только смысл, «конечный результат» тех событий, а вопрос почему люди дошли до жизни такой, почему одно принимали, другое отвергали, чему-то сопротивлялись, а у чего-то и кого-то шли на поводу. В конце концов, эти отдельные поступки отдельных людей – та «ткань истории», на которой потом прорисовывается её смысл. И, добиваясь «миссии» в Городе, Александр, в общем-то, преследовал ту же цель: он хотел понять, как жизнь в Городе в той стране, где он счастливо прожил почти пять лет, вдруг, и в одночасье – по историческим меркам, – рассыпалась…
………………………………………………………………………………………………
Александр о времени «Революции бездельников» мало что мог вспомнить. Их «деревеньку» только слегка коснулась «война торговых сетей», эти арьергардные бои того мира, после того, как его «хозяева», занятые разборками между собой, упустили ИХ зарождение и укрепление, и попытались захватить хоть какие-то точки распространения своего влияния, взломать ИХ линии защиты.
Но у консультанта не было и таких воспоминаний, и он стал приставать к Александру с расспросами. А что он мог рассказать?…
Питомник.
Ему было лет одиннадцать.
И он только собирался «пойти в школу».
Это не значит, что он до того рос неучем. Но до того это была просто увлекательная, каждый день заполненная важными и интересными событиями и делами жизнь. На что-то ты нарывался сам из любопытства, и это любопытство тут же подхватывали и развивали. Чем-то тебя умело заинтересовывали. Что-то ты делал за компанию с друзьями или из желания с кем-то из них посоперничать. Что-то делал, чтобы заслужить одобрение родителей или других взрослых, которые вызывали у тебя симпатию и уважение. Что-то потому, что это входило в круг твоих домашних или общих хозяйственных обязанностей, которые были у всех, невзирая на важность дел вне их «деревни»: учёбы, исследований, работы… Многое потому, что так у них это было принято, это было у них естественными нормами, становившимися привычками, которыми ты по мере взросления обрастал.
Сейчас «со стороны» их система образования и воспитания выглядит, как детально продуманная и чётко организованная.
На самом деле, как он теперь понимал, каких-то особых изначально продуманных и чётко организованных «образовательных структур», «организаций учебного процесса» у них никогда не было. Просто, образование и воспитание у них основывались на нескольких принципах, следование которым эту систему формировало и развивало естественным образом.
Образование – это попытка построения модели человека и совмещения, включения этой модели в модель общества, в котором он предположительно должен будет жить.
Правильнее говорить, конечно, о просвещении – единстве образования и воспитания. И одна и главных «образовательных