я бы охотнее со старшей внучкой Олей в одной комнате жила, но она не хочет, говорит, что я очень громко храплю. Вполне возможно. Мне самой не слышно, да никто не может себя во сне контролировать. Раньше мне таких вещей никто не говорил, да кому говорить, если я жила одна? Николай когда был жив, ни разу не упрекнул меня, сам же похрапывал часто. Что ж, дело прошлое. Наверняка храпю не я, а моя болезнь… Только сейчас, с почти чудесным воскрешением после обширного инсульта и двух недель комы, неприятно услышать новость о том, что храплю, как слон. Честно говоря, ни разу не слышала, как слоны храпят, но раз внучка говорит, может, так оно и есть.
Тяжело обходиться только левой стороной тела – правая почти полностью парализована. Говорить и соображать могу как раньше. Не так быстро и четко, но все же. Ходить надо заново учиться, передвигаюсь еле-еле с костылем, беда. И все равно это не инвалидность. Надеюсь восстановиться со временем. Впрочем, как бог даст, вернее, тело позволит… Дочь ухаживает хорошо: и постель часто меняет, кормит с ложечки, помогает мне из комнаты в комнату ходить, самой-то мне ни за что не справиться…»
– Олег, почему ты сидишь с нами за одним столом? Здесь только наша семья, тебе тут делать нечего, – сказала молчавшая до этого Мария, равнодушно глядя на зятя.
– Мама, – тут же укоризненно покачала головой дочь, – Олег мой муж, мы все – одна семья, нравится тебе или нет. Прости ее, пожалуйста, Олег, мама больной человек, – обратилась она к мужу. Глаза ее излучали вину. Олег нервно дернул плечами. Он продолжал жевать запеченную в тесте курицу, приготовленную женой на обед. Обе девочки, Оля и Лена, сидевшие тут же за воскресным обедом, недоуменно переглянулись и стали прислушиваться. Им хотелось точно понять, что такое интересное произойдет дальше.
– Одна семья, одна семья, а почему тогда он живет в нашей квартире, то работает, то не работает и сидит у тебя на шее? – Мария заговорила так быстро, как могла. Не без основания она опасалась, что ее остановят, не дадут договорить.
– Мама, перестань говорить глупости. Олег работает, ты об этом прекрасно знаешь, а квартира наша общая. Если ты уже поела, пойдем, я тебя провожу в комнату, – Нина встала около матери и тронула ее за рукав. Та начала медленно разворачиваться, чтобы встать со стула. Справившись с нелегким делом, она оперлась левой стороной тела на костыль и неловко выбралась из-за стола. Пройдя мимо зятя к двери, она уже у порога обронила:
– Навязался на нашу голову, корми его тут, пои, а от него никакого проку… –
Последние слова она сказала себе под нос, удовлетворив пришедшую с болезнью жажду поскандалить. Дойдя до своей комнаты с помощью шагающей рядом дочери, Мария подошла к стоящей у окна кровати, медленно развернулась и тяжело опустилась на нее. Нина помогла матери снять тапки и лечь в кровать. Прежде чем уйти, она попеняла ей:
– Мам, прошу тебя больше подобных разговоров не заводить, тем более, при детях. Что они могут подумать?
– А что они