неутолимые желания, но зачем? Этот мир был создан таким, наполненным и непознаваемым, значит, таким и должен оставаться. К чему гнаться за лучшим, когда лучшее уже перед нами, стоит только открыть глаза пошире и вкусить прелести жизни, дарованные свыше. Вы можете не верить мне, юный господин, но таков был завет тех, кто был перед вами, старое поколение богов знало, зачем создавало этот мир. Наслаждение – вот великая цель существования! Ни войн, ни голода, ни бедности. Золотое время! Новые боги не те, что старые, эти ломают все и строят, затем снова ломают и снова строят, забывают при этом истинное предназначение вещей, переворачивают всё с ног на голову. В таком мире и вы вырастете таким же, господин Ма, сколько бы я вас не учил, вы всё смотрите вперёд себя, а не вокруг. Но у вас ещё есть шанс измениться, пока вы молоды. Очнитесь! Вкусите тёплого вина спокойной жизни, отриньте манящий вас хаос, встаньте на путь истинный, забытый всеми!
Нам нужна ваша поддержка, господин Ма. Мы молимся старым богам, позабыв про новых, и они не оставят это так просто. Мы нуждаемся в защите, но кто встанет на нашу сторону, если никто не смотрит на этот мир нашими глазами? Никто не хочет понять суть, все ищут лишь ответ на вопрос «как» и «когда», но не хотят слышать ответ на вопрос «зачем».
Я дам вам ответ, юный господин, я вижу по вашим глазам, что вы готовы слушать и слышать, я знаю, что вы не такой, как другие боги, в вас ещё теплится душа старого духа, духа свободы, духа блаженства. Не дайте черному смраду, таящемуся в душах ваших предков, выйти наружу, уничтожьте его в зачатке.
Поймите мою печаль и боль по миру, в котором каждый враг другому, где правит сухой закон и правила, установленные не нашими молитвами. Опустите меч, идёмте с нами! Возглавьте тех, кто сражается за прошлое, которое станет нашим общим будущим! Отриньте свою природу и обратитесь к сущности, скрытой глубоко внутри! Опустите меч, взгляните в глаза истине!»
Это были его последние слова перед тем, как я перерезал ему глотку.
Почему я так долго слушал его?
Не знаю.
Долгое время я считал, что таким образом просто хотел отдать дань уважения своему учителю, всему, чему он научил меня, предоставив возможность выговориться напоследок.
Отец тогда сказал, что я проявил слабость, что я слишком привязался к этому старику, и именно поэтому меч мой ненадолго замер над глоткой учителя, пока тот с пеной у рта кричал о лучшем будущем.
Но было ли это слабостью или всё-таки состраданием? Или сострадание – это и есть слабость?
Не знаю.
Учитель Зарп был первым, кого я убил. Довольно символично – мой учитель научил меня не только, как правильно сидеть за столом, как принимать гостей и как отвечать на молитвы подданных, но и тому, как правильно втыкать острие меча в тёплую плоть, чтобы превратить её в закостенелое смрадное тело.
Столько лет прошло, а я до сих пор помню, как дрожала рука, пока меч мой обагрялся кровью учителя.
И как бы я не хотел отрицать этого, все же отец был прав: я проявил слабость. Не только в тот день, но и в сотнях дней после. Я убивал тех, кто хотел умереть. Я убивал тех, кто был давно мёртв внутри себя. Я убивал.
Всё было неправильно с самого начала. Мы пошли у них на поводу, сделали всё так, как они и хотели – вернули их к старым богам, вернули в забвение. Всё должно было сложиться иначе, но эти мысли слишком поздно посетили мое сознание.
И хотя спустя столетия я всё же признал свои ошибки и больше не лелею бесплодные мысли о праведности своего прошлого пути, но меня всё же не оставляет в покое одна маленькая деталь. То, с чего все и началось.
Учитель растил меня с младенчества и видел меня насквозь. Он знал что стоит сказать мне, чтобы добиться своего, но произнес именно эту речь, преследуя какую-то неведомую мне до сих пор цель.
Зачем он звал меня за собой, если знал, что я ни за что не соглашусь?
Раньше меня устраивала мысль о том, что учитель просто хотел умереть от моей руки, легко и быстро, ведь в глубине души знал: их план провалился.
Но сейчас, вспоминая его лицо, я понимаю, что в его глазах тогда горел огонь жизни, безумная жажда вздохнуть, как можно больше, пока лёгкие не перестали качать воздух. Учитель был готов встать и сражаться со мной, и он бы с лёгкостью победил, но почему-то предпочёл толкать безумные речи, стоя передо мной на коленях, словно я в самом деле был для него божеством.
Может быть, я ошибся? Мне всегда казалось, что учитель понимает, кто я такой на самом деле. Но, а если в действительности учитель принял меня не за того, кем я рос, вложив в мой образ обманчивые надежды престарелого фанатика? Что, если он растил из меня свою опору в будущем?
Нет. Учитель знал меня лучше, чем кто-либо, лучше, чем я сам себя знал, и никогда не заблуждался на мой счёт.
Тогда зачем?
Неужели он думал, что его слова тут же вложат в моё сознание сомнения, заставят взглянуть на окружающий мир по-другому?
Но этого не произошло, а значит, это не было его целью.
Сотни лет прошло с того дня и только сейчас, в минуту уединения в