и на них храпящие люди. Посередине комнаты стол с ободранным и наполовину залитым чернилами сукном, а за ним какой-то взъерошенный тип в косоворотке с сильно одутловатым от пьянства лицом.
– Где я здесь могу сделать заявление? – спросил я.
– А хоть и у меня, – отвечал тип. – Я дежурный надзиратель.
– Я приезжий, и у меня украли пальто, не поможете ли разыскать его?
– Можно, – сказал тип, позевывая и почесывая затылок, – да только розыск денег стоит!
– А сколько же вы с меня возьмете?
Тот подумал и сказал:
– Пять целковых возьмем.
В это время рядом лежащий на скамейке проговорил сипло:
– Не слушайте его, господин, я и за трешницу разыщу ваше пальто.
Они заспорили между собой, и наконец мы уговорились на четырех рублях. Я дал им вымышленный адрес, но записал их фамилии под предлогом возможной справки о деле.
В этот же день я явился к градоначальнику, а позднее вызвал к себе в гостиницу секретаря полиции. Сравнив подробные списки служащих с краткими характеристиками каждого, доставленными мне секретарем, и сличив их с материалами, ранее мною собранными, я убедился, что на правдивость и беспристрастие этого начальника моей будущей канцелярии полагаться не приходится. На следующий день к 12 часам дня я приказал собрать всех служащих и явился уже официально в сыскную полицию в Малом Гнездниковском переулке.
Я обходил выстроившихся служащих и знакомился с каждым. Наконец, когда мне была названа одна из записанных мною вчера фамилий, я строго уставился на носителя последней:
– Вы узнаете меня?
Вчерашний дежурный надзиратель, вытянув руки по швам, смущенно ответил:
– Так точно, господин начальник, личность ваша мне знакома, а где видел, не припомню.
Говорил он, видимо, искренно.
– А пальто мое разыскали?
Тут он вспомнил, лицо его вытянулось, зрачки расширились, кровь бросилась в голову.
– Надеюсь, вы сами знаете, что остается вам сделать? – И я вопросительно на него взглянул.
Но каково было мое изумление, когда надзиратель ответил:
– Так точно, господин начальник, вернуть вам четыре рубля.
Я положительно опешил. Но внешность надзирателя решительно не выражала ни иронии, ни нахальства. Он, видимо, искренно воображал, что центр тяжести в деньгах. «Хороши же нравы!» – подумал я.
– Нет-с, милостивый государь, вы не угадали: деньги можете себе оставить, а вот прошение об отставке потрудитесь подать немедленно. Собственно говоря, вас следовало бы отдать под суд, да не хочется мне с этого начинать свою службу здесь!
То же приблизительно я сказал и его вчерашнему товарищу.
С первых же шагов мне пришлось заняться как генеральной чисткой личного состава, так и приведением в надлежащий вид помещения и внешности служащих. Косоворотки были запрещены, чиновники облеклись в форменное