правом – никто за него не вступится.
Именно в эту минуту, окидывая взглядом дом, Иванушка заметил в окне одно-единственное лицо.
Это был Жидовин. Он отрешенно смотрел на улицу, не зная, что и поделать.
Один из мятежников протиснулся сквозь толпу с длинной, тонкой пикой в руках.
– А ну, кликни-ка своих мужиков! – прокричал он.
– Откуда там мужики – у жидов-то? – откликнулся кто-то, и по толпе прокатился взрыв хохота.
То было правдой: кроме нескольких слуг и старика-хозяина, мужчин в доме не осталось.
– Значит, баб пошли! – проревел все тот же мятежник.
Иванушка собрался с духом и двинул коня вперед, сквозь толпу. Тотчас раздались злобные выкрики:
– Это еще что такое?
– Боярин, чтоб его!
– Еще один душегуб-кровопийца!
– Долой его с коня!
Кто-то вцепился ему в ноги; мимо его лица, чуть было не задев, пролетело копье. Иван хотел ударить ближайших нападавших кнутом, но осознал: одно резкое движение – и ему конец. Медленно, невозмутимо, терпеливо он направлял своего коня вперед, осторожно прокладывая путь, раздвигая толпу. Потом обернулся.
Иван глядел на толпу, а мятежники глядели на него.
И, к своему собственному удивлению, он ощутил новый, неведомый прежде страх.
Никогда раньше не приходилось ему сталкиваться с разъяренной толпой. Он грудью встречал половецкую орду, он неоднократно смотрел в лицо смерти. Но ни разу не обступала его стеной ненависть. Это зрелище вселяло ужас. Еще того хуже, он словно окаменел. Ненависть толпы поразила его, точно целенаправленная, неудержимая сила. Он чувствовал собственную наготу, робость и, как ни странно, стыд. Но чего ему стыдиться? Не было причин для стыда. Да, он боярин, но не сделал этим людям ничего дурного. Так отчего тогда он пред ними словно виноватый? Сила их общей яростной ненависти обрушилась на Ивана, словно мощный удар в грудь.
И тут толпа затихла.
Иванушка схватил удила и ласково потрепал коня по шее, чтобы подбодрить и успокоить. «Как странно, – подумал он, – неужто половцы меня не убили, а от киевлян смерть приму?»
Человек с пикой указывал на него. Как и большинство в толпе, он был одет в грязную льняную рубаху, перехваченную кожаным поясом; лицо его почти полностью скрывала черная борода, волосы падали на плечи.
– Что ж, боярин, говори что хочешь – перед смертью! – воскликнул он.
Иванушка попытался бестрепетно выдержать его злобный взгляд.
– Я – Иван Игоревич, – ответил он громко и уверенно. – Я служу Владимиру Мономаху, которого хотите вы посадить в Киеве. Я отправил ему гонца, от своего имени и от вашего, моля его поспешить на киевское вече.
По толпе прокатился слабый гул. Мятежники явно не могли решить, верить ему или нет. Человек с пикой прищурился. Иванушке показалось, что еще миг – и мятежник ринется на него. И тут откуда-то донесся голос:
– Это правда. Я его видел. Он служит Мономаху.
Человек с пикой обернулся к говорящему, а затем снова к Иванушке. Иванушке