комфортно почивать в своей могилке.
В ванной меня поджидала неудача. Аптечка была полна, да только лекарства в ней были слишком безобидны. Нахмурившись, я сунула руку под раковину, ощупала – так и есть! – полиэтиленовый пакетик был приклеен на своем обычном месте. Еще когда я тут жила, то обнаружила, что именно так прячет героин Костя, беспутный брат Андрея.
О своем открытии я никому не сказала, посчитав глупым ссориться с будущим родственником. Порошка оказалось много, примерно с пару столовых ложек. Неторопливо приготовила раствор, набрала в шприц с парой кубов воздуха и спокойно впрыснула его невесте в вену.
– Все, покойся с миром, – пробормотала я и небрежно спихнула так и не очнувшуюся девицу с кровати.
Потушив ночник и сняв платье, я залезла под одеяло. Андрей задерживался. Текли минуты, в полуметре умирала невеста, а я равнодушно глядела в темноту и ждала.
Он явился минут через сорок, может, чуть больше – видать, Светка оторвалась вволю.
– Котеночек мой, ты тут? – игриво пробасил он с порога.
– Я уже в постели, – прошептала я, скрывая свой голос.
– Умная у меня жена! – похвалил он и принялся лениво раздеваться.
– Свет не включай и быстрей ко мне, – снова шепнула я.
– Сейчас, – невнятно пробормотал он, борясь с застежками. Наконец он молодецки ухнул, запрыгнул ко мне в кровать и руки его жадно зашарили по телу, губы принялись целовать: – Ларуська, ты чего такая холодная? Ну да мы тебя сейчас согреем, сейчас-сейчас… Слушай, а чем это от тебя пахнет?
– Могилой, – сказала я своим обычным голосом.
– А, могилой, – деловито отозвался он. – Ну и шуточки у тебя, Ларуська.
– А я не Ларуська, – прошипела я. – Забыл Алёну?
Он замер. Нетрезвый ум никак не мог сообразить, что случилось. Рука его провела по спине, наткнулась на длинные волосы, и он раздумчиво согласился:
– Точно не Ларуська, у той волосы покороче. А где жена моя?
– Там, – я небрежно спихнула его прямо на девичье безжизненное тело и, протянув руку, включила свет.
Он мигом протрезвел и тонко, по-бабьи завизжал. О, сколько ж в этом крике было неизбывной муки, сколько ж было страдания и ужаса. Изысканнейшее блюдо, которое следовало смаковать, но пришлось концерт прервать – могли услышать.
– Заткнись! – рявкнула я и метнула в него вазу с фруктами.
Он замолчал, но ненадолго. Принялся отплевываться и жалко скулить:
– Господи, и я это целовал, Господи-и… То-то я сразу почуял – мертвечиной пахнет…
Я встала с кровати – и он задохнулся от ужаса.
– Нравится цвет кожи? – горделиво спросила я. – Готичненько, не находишь?
– Какой кошм… – начал он, но тут же спохватился. – Алёнка, ну не при жене, не при ней, она ж только спит, хоть и нетрезвая, а вдруг проснется?
Дрожащей рукой он впился в руку Ларисы, выставил ее перед собой, словно это могло меня остановить. Я коснулась ее, ощутила знакомый могильный холод и равнодушно произнесла:
– Она