Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и Америке». Под Сибирью, понятно, Ломоносов подразумевал всё пространство от Урала до Тихого океана.
О том же он писал и стихами, вкладывая в уста первого русского императора такие слова (поэма «Пётр Великий», 1756–1761):
Лишает долгий зной здоровья и ума,
А стужа в севере ничтожит вред сама.
Сам лед, что кажется толь грозен и ужасен,
От оных лютых бед даст ход нам безопасен.
Колумбы росские, презрев угрюмый рок,
Меж льдами новый путь отворят на восток,
И наша досягнет в Америку держава…
Широко мыслил Ломоносов.
Как понять, объяснить это великое стремление на восток, в неизведанные земли, при отсутствии связи и дорог? Слово «романтика» было ещё не в ходу. Шли за землёй? За свободой? Подальше от начальства – и одновременно чтобы выслужиться? В обетованное Беловодье? За соболем, как американцы за золотом?
Именно соболь должен был стать тотемным зверем русских. В освоении Сибири, то есть в становлении современной России как таковой, он сыграл гигантскую роль. А дальше, на Тихом океане, обнаружились морские котики и каланы, которые довели русских до Америки. Пушнина, «мягкая рухлядь», была для России тем же, чем сейчас является газ, – валютоёмким экспортным ресурсом. Нужно ставить памятники соболю – имперообразующему зверю, который сподвиг наших предков ещё в XVII веке дойти до оконечности евразийского материка. Но соболю не досталась даже малая часть культа, каким окружён медведь.
Что нам на самом деле медведь? Прочно прописавшийся в русском фольклоре, он никогда не был для нас тем, чем для северных народов были олень или морж. Не говоря о том, что медведь – символ слишком затёртый, общеевропейский: и Берлин, и Берн названы в его медвежью честь. Неразборчив в еде, неуклюж, спит зиму напролёт… Соболь – совсем другое дело. Изящный, хищный, юркий, он «сделал» несколько русских веков.
Или же не в пушнине дело, а в экспансионистском инстинкте («Чтоб от Японии до Англии сияла родина моя», – сформулирует позже Павел Коган)? Может быть, империя в силу самой своей природы расширяется, подобно газу, занимая весь возможный объём?
Едва ли стоит объяснять русскую экспансию на восток исключительно соболем, как это делают западные авторы. Канаде, допустим, не помог и соболь: её освоили лишь по узкой полоске вдоль южной границы.
Предки наши как будто знали, что земли много не бывает. Что на ней и в ней обнаружится то, чему пока не было ни применения, ни порой даже названия, – от нефти до урана. Что в её реках и снегах будут вязнуть пришельцы с запада, а на необъятном пространстве можно будет строить города и космодромы, искать золото и алмазы, создавать тылы, куда можно будет отступать и где можно будет готовить непобедимые резервы.
Если Ермаки, Атласовы, Дежнёвы, Хабаровы этого не знали, то чувствовали.
Дежнёвым ХХ века стал Гагарин.
Чаадаев: «У каждого народа бывает период бурного волнения, страстного беспокойства, деятельности