посетители, заходили с тем же приятным чувством, которое испытывает человек, входя в свой клуб. Обычно Роджер сидел за своим столом в дальнем углу, попыхивал трубкой и читал, хотя, если какой-нибудь клиент начинал разговор, маленький человечек был быстр и стремился продолжить его. Лев разговоров только спал в нем, раззадорить его было нетрудно.
Можно отметить, что все книжные магазины, которые открыты по вечерам, заняты в часы после ужина. Может быть, истинные книголюбы – это ночные дворяне, отваживающиеся выходить только тогда, когда темнота, тишина и мерцание огней в капюшонах непреодолимо наводят на мысль о чтении? Конечно, ночное время имеет мистическое сродство к литературе, и странно, что эскимосы не создали великих книг. Конечно, для большинства из нас арктическая ночь была бы невыносимой без О. Генри и Стивенсона. Или, как заметил Роджер Миффлин, во время мимолетного увлечения Амброзом Бирсом, истинные noctes ambrosianae – это noctes ambrose bierceianae.
Но Роджер поспешил закрыть "Парнас" в десять часов. В этот час они с Боком (горчичного цвета терьером, названным в честь Боккаччо) обходили магазин, проверяли, все ли в порядке, вытряхивали пепельницы, предназначенные для покупателей, запирали входную дверь и выключали свет. Затем они удалялись в гостиную, где миссис Миффлин обычно вязала или читала. Она заваривала какао, и они читали или разговаривали в течение получаса или около того перед сном. Иногда Роджер прогуливался по Гиссинг-стрит, прежде чем свернуть на улицу. Весь день, проведенный с книгами, оказывает довольно изнуряющее воздействие на ум, и он обычно наслаждался свежим воздухом, проносящимся по темным бруклинским улицам, размышляя над какой-то мыслью, возникшей из его чтения, в то время как Бок принюхивался и шлепал по ночам, как пожилая собака.
Однако, пока миссис Миффлин отсутствовала, распорядок дня Роджера был несколько иным. Закрыв магазин, он возвращался к своему столу и с застенчивым видом украдкой доставал из нижнего ящика неопрятную папку с заметками и рукописями. Это был скелет в шкафу, его тайный грех. Это была основа его книги, которую он составлял по меньшей мере десять лет и которой он предварительно присвоил такие разные названия, как "Заметки о литературе", "Муза на костылях", "Книги и я" и "Что должен знать молодой книготорговец". Это началось давным-давно, во времена его одиссеи в качестве сельского торговца книгами, под названием "Литература среди фермеров", но она разветвлялась, пока не стало казаться, что (по крайней мере, в целом) Ридпэту придется искать свои лавры на линолеуме. Рукопись в ее нынешнем состоянии не имела ни начала, ни конца, но она усиленно росла в середине, и сотни страниц были исписаны мелким почерком Роджера. Глава "Ars Bibliopolae", или искусство книготорговли, станет, как он надеялся, классикой среди еще не родившихся поколений книготорговцев. Сидя за своим беспорядочным письменным столом, окутанный плывущим табачным туманом, он корпел над рукописью, вычеркивал, вставлял, перекраивал, а затем ссылался на тома на своих полках. Бок храпел под стулом, и вскоре мозг Роджера начинал колебаться. В конце концов, он засыпал