шагну назад снегами —
Облаками неба, Рая —
Провалилась, ровно камень,
Грубая, насквозь земная.
Игра с огнём
Одна – ни братьев, ни сестёр.
Мне ближе всех стал враг.
Бегу стремглав кормить костёр,
С мальчишками в овраг.
И вот – огонь большой горит —
Полынь и сухостой.
Трещит, гудит и говорит
Со мною злой огонь.
Он жулик рыжий, как и я.
Он рвётся в языки.
И дым пускает на меня.
И ест с моей руки.
Как пёс голодный и родной.
И я в восторге вся.
Любуюсь золотой золой,
Как выводком лисят.
Ему я снова есть даю —
Возьми, поешь, живи!
Щенки твои с ладони пьют
Дары моей любви.
За сердце бабушка схватясь,
Взмолилась в вышине,
С обрыва, набожно крестясь.
А я чуть не в огне.
А я с костром-то говорю,
Девчонка – друг огня…
И страшно ей, что сотворю.
Ей страшно за меня:
– Огнёвка то, растёт в дому,
Она ж нас всех сожжёт!..
…А я огонь люблю! Ему
гудрон дарю, как мёд.
И вот уж чувствует меня.
Сметливый конь—огонь.
Я для него – дитя огня,
Сама огонь – лишь тронь.
А бабушка мнит о худом,
Схватилась за ремень.
От топота гудит наш дом
В кромешный Божий день.
И вот, как в детстве, я с огнём —
стихами выжгла мир —
Горячим, золотым пером.
И жизнь прожгла до дыр.
«Он – надувной воздушный шар…»
Он – надувной воздушный шар,
мой мир. И я лечу.
Смеются, глядя стар и мал
на сей небесный чум.
Из неизвестных я пород.
А шар – из лоскутов.
Тряпичный дом, где будет род
сиять сквозь тьму веков.
Хоть много не скажу я слов,
но я в Его руке.
Меня ваял Андрей Рублёв,
мазнув лишь в уголке.
И я чумная и черна.
Но смел мой Божий дар.
С сожжённых досок я сошла.
Пожёг мой мир пожар.
А я и с чернью в серебре
твержу, что я в Раю.
И вижу – что есть на Земле.
Что вижу, то пою.
Пётр и Павел ловят рыбу
Качает волны Океян,
А попросту – Ока.
Стоит Апостол, осиян,
В обличье рыбака.
Высокий, в лодке золотой.
А звёзд над ней не счесть.
И над бегущею волной
Забрасывает сеть.
Вся в серебре блестит вода,
Так рыбою полна.
Улов великий невод дал
Апостола Петра.
Пришли и щука, и карась,
Покорные судьбе.
И стерлядь бьётся тут, и язь
На лунном серебре.
Апостол