и петлю на кончик накинет, щёлк – и пустит его. Веретено в воздухе закрутилось. Летит! Я на коленках сижу перед бабушкой – гляжу, как веретено летит, крутится и колышется. Да не просто, а по кругу. Да не просто по кругу, а по конусу. Как вокруг невидимой чаши. А бабушка, тем временем, не торопясь, другой рукой из кудели, привязанной к прялке, нить вытягивает. И раз – ладонь открыла – а веретено само в ладонь летит! Как к магниту! Поймала и петельку пальцем скинула. Нить на веретено накрутила. «Ну что? Не углядела?» – «Нет, – говорю, – волшебное оно?» – «Волшебное на небе, в космосе, а у меня простое. Попробуй-ка». Усаживаюсь на бабушкино место. Беру веретено, кудель тяну, пускаю веретено – крутись… А оно падает. Не получается. «Что же, бабушка, – говорю, – у тебя руки волшебные?» Бабушка на свои, в морщинах руки смотрит и говорит: «Может, и волшебные… за жизнь стали». «Может и с космосом у них связь?» – спрашиваю. «Может…", – вздыхает бабушка.
А стихи? Тоже в воздухе, в пустоте, как нити. Не получались, не получались… А вот и получились! Крутится веретено! А где оно? На небе, в космосе – волшебное!
С точки зрения здравого смысла – стихотворение – на чём оно держится? Пустота вокруг. А оно, как планета, крутится. Летит в космосе. Чудо или чудачество? Кто его знает. А что в нём творится? Околесица куролесится. А оно крутится! Веретено в космосе. Потому, что жизнь сама невероятна, как явление космическое.
«Был ураган. И бабушка летела…»
Был ураган. И бабушка летела,
как бабочка летит через поля.
Её крутило в небе и вертело.
«Ой, батюшки, неужто это я?»
Платок цветастый ситцевый трепало
и космы облаков над головой.
«Не потерять бы новые чувяки,
рублёвые, с опушкой меховой».
Зачем она, во сне ль моём возникла,
Явилась в неустроенность, бардак?..
И к облаку привязанная нитка
не сдерживала воздуха атак.
Внизу, как щепки, плыли сухогрузы
в стремнине, отливавшей синевой.
И видно было белые рейтузы.
«Ах, Боже мой, сыночки, Боже мой».
Сама себя порочила – разиня!
Народ её историю трепал,
что разные широкие резинки
сверкнули на коричневых чулках.
Да если б титул ангельский, вселенский
да крылья, как у птицы, за спиной.
Она ж летела так по-деревенски,
нелепо, над Семёновой горой.
С округлою хозяйственною сумкой,
где пачка чая, сахар да батон.
А сколько было хохота и шума,
и злыдней, и зевак со всех сторон…
«Наверно, это бабушка к погоде!
К дождю и снегу! К повышенью цен!»
«Приметы есть, что мор пойдёт в народе,
хотя не сообщал Гидрометцентр!»
Я бабушке протягиваю руку
в небесный безоглядный окоём.
Ты, бабушка, держись за жизнь, за сумку.
Авось всё сон, авось не пропадём.
«Кошка – это сфинкс садовый…»
Кошка – это сфинкс садовый.
Занята спонтанным делом —
спит,