в мир всякую нечисть: хищную, подлую и зловонную. В таком мире в период конца лета, когда свет начинает уступать мраку, все живое кажется обреченным.
Именно в подобный день и увидал старый ведун Велимудр в синем густом лесу израненного охотника. И прочел ведун в том великий знак Матушки Судьбы. Исполнился решимостью спасти незнакомца, во что бы то ни стало. Хотя и не знал, ни кто это, ни почему попал в беду, ни как оказался рядом с его тайной хижиной. Только потом старец Велимудр разузнал, что человека того звали Лихоловом или Странствующим Охотником. Но в тот миг ведун увидел просто незнакомца, нуждающегося в помощи. Истекая кровью, с израненной спиной, в разодранной рубахе, то ли черной от лесной грязи, то ли алой от крови, с жутким укусом на руке из последних сил полз страдалец. Сам не знал куда. Позабыл и про коня, и про оружие, и про вещи, да просто дерзко боролся за жизнь с предсмертной агонией, звал на помощь хоть кого-то. Да кого можно позвать в глухой лесной чаще? И вот, так случайно оказался он около одной из самых затаенных хижин во всей Зеленой Тверди. Около того дома, куда еще никто чужой никогда не пробирался сам. А Лихолову как-то удалось: то ли по везению, то ли по воле Матушки Судьбы (если оно не одно и тоже).
Девять дней шло сражение не на жизнь, а на смерть, между старым ведуном Велимудром и небылью леденящей за душу Лихолова. В конце концов, могильный холод отступил, сдался. И вот, теперь уже и рассудок вернулася к пострадашему и даже речь.
Сейчас же вечер завершал игру теней и света, солнце уползало за горизонт. Последние лучи ласкали пол в хижине ведуна Велимудра, в их золотистых гранях танцевали пылинки. Седовласый старец заботливо наносил последние мазки лекарства на раны своего гостя. Жуткие полосы на коже навсегда оставят после себя шрамы. Но мастерством чародейства боль и лихорадка отступили быстро. А та мерзкая тварь, что так поиздевалась над охотником, небось, подохла от ответных ран. Ведь Лихолов то и сам был не промах. Славился на всю Зеленую Твердь своим воинским мастерством. Еще нин одно мерзкое чудище не уходило от Лихолова живым. И той злобной гадине тоже нанес он смертельные раны в самое брюхо – обрек на медленную мучительную смерть. Так ей и надо, выродку дурной магии.
В жилище царил уют, давно подружившийся со всеми здешними многочисленными глиняными горшками, емкостями, деревянными сундуками. На полочках тут и там торчали пожелтевшие свитки. Из маленьких окон в помещение проникали звуки вечернего леса: шорохи, свисты птиц, шелест листвы. Корни огромного старого дуба, в пустотном основании которого Велимудр и устроил себе келью, выпячивались с потолка и несимметрично обвивали стены. При всем изобилии магического барахла, непосредственно мебели в домике было ущербно мало: подобие кровати, большой стол, два пенька вместо стула, и немного кухонной утвари на отдельных полках. В одном из дальних углов стоял на маленьком срубе котел весь в копоти. Но, ни печи, ни чего-то подобного не имелось. Пожалуй, что по слухам об аскетах –