обреченной, не умеющей себя защитить.
Для создания сюжета стихотворной фрески «Юродивая» Елена Крюкова извлекает из тайного сундука своего консерваторского образования возможности большой музыкальной формы – симфонии, сонаты, сюиты, а в отдельных частях поэмы повторяет народные песенные интонации, такие близкие и родные.
Семь песен Ксении на площади
Мы знакомимся с главной героиней книги Ксенией на площади, где она подхватывает из чужих рук только что сваренную картошку и наблюдает самоубийство незнакомки. Эта отчаявшаяся нарядная девушка – символ упущенных возможностей каждого человека, тех самых возможностей, которые быстро могли привести погибающую судьбу в другую, благодатную реальность. Иногда мы успеваем заметить лишь «край одежды» такой ускользающей возможности, «острый носок туфельки», а наша героиня рассмотрела её всю, на снегу, умирающую, – предвестник будущих событий в жизни самой Ксении-России, случайно найденный ключ к пониманию судьбы.
Вы все прозевали
Царство, Год и Час.
С мякиной прожевали
великих нас.
Вы скалили нам
саблезубую пасть.
Вот только лишь картошку
разрешили украсть —
Горячую лаву: сверху перец и лук,
И серп и молот, и красный круг,
И масло и грибочки… – торговка – визжи!
Вон, по снегу рассыпаны монеты и ножи!
Вон, рынок бежит, весь рынок визжит!
А вон на снегу синем девочка лежит —
В шапке мерлушковой, в мочке – жемчуга,
Балетно подвернута в сапожке нога…
И я над ней – голодная – кол в рот вам всем —
Стою в клубах мороза, из горсти картошку ем!
Мы обе украли: она – судьбу, я – еду.
Украсьте нас орехами на пьяном холоду!
Венчайте нас на Царство, шелупонь-лузга-казань:
Царевну-лебедь-мертвую, княжну-голодрань!
Стреляют… хлещут… свищут…
идут нас вязать…
Вареною картошкой…
мне пальцы… унизать…
О клубеньки-топазы…
о перец-изумруд…
Кровь на снегу… все в шапочках… мерлушковых… помрут…
И тот, кто ломал мне руки, бил, не жалея сил,
Носком сапога на красный снег
картошку закатил.
Глаза детей голодные
Неудивительно, что, после картин толпы, войны, общего безумия, социальных потрясений мысль поэта обращается к детской теме.
Вот же они, рядом с Ксенией – русские мальчишки! Глаза голодные, испуганные, губы в странной недетской усмешке – дрожат. Лохмотья обвивают тела ледяными лентами с острыми краями. О ком же ещё волноваться, кого кормить, кого оберегать от бед? У автора достаточно внимания и сил для главного – материнства, заботы о живом, пока ещё крохотном ростке будущего – веселого, земного