нился на солнечные капели, сразу проталины поползли, словно змеи, по оттаивающей земле… И почти сразу деревья, еще не дождавшись ухода снегов, стали рождать сочные почки и распускать мелкие еще, изумрудно-сочные листочки. Майское солнце светило во весь жар свой, поливая деревья и землю благодатным светом своим и грея теплом. Бездонное голубое небо словно и само низвергало свет с высот своих, и тот плавил последний снег и сверкал, отражаясь в стальных кровлях и стекле окон. Но этого не было у узников этих стен и своих недугов. Точнее, конечно, было, но лишь у тех, кому было разрешено гулять во внутреннем дворе, в коем был очень милый парк, однако, закованный в кандалы больничной ограды.
Надо сказать, что клиника имени С.С. Корсакова, что на улице Россолимо, была весьма хорошей больницей с отличными врачами, передовыми технологиями и, главное, добрым (в большинстве своем) отношением к пациентам. Из-за этого, возможно, и была у больницы хорошая репутация и хороший процент выздоровления больных.
Длинный, чистый коридор с двумя сестринскими постами, на которых дежурили внушительного вида санитары, вероятно, способные в одиночку биться против десятерых, был безупречно белого цвета, с серым кафельным полом и пластиковым кантом по стене. С другой стороны располагались белые металлические двери с зарешеченными окошками в верхней их части. Справа от каждой двери, на стене, располагался номер палаты и настенный планшет со сведениями о пациенте: фамилией, именем, отчеством, диагнозом и фамилией лечащего врача.
Группа облаченных в белые халаты и шапочки людей из семи человек двигалась по коридору, на время останавливаясь у некоторых палат. Это была группа студентов Московской Медицинской Академии во главе с ассистентом Журавлевым – одним из любимых студентами преподавателей, уделявшим много времени на приобщение студентов к практике и много рассказывающем об интересных случаях болезней.
– Так, коллеги, – начал по своему обыкновению Журавлев, остановившись у одной из дверей. – Вот тот случай, ради которого стоит посещать наши с вами занятия. Пациент сорока лет, Гудалов Вячеслав Сергеевич. Хотя сам он в последнее время утверждает, что это его ненастоящее имя. В стационаре прибывает впервые, у нас он без малого три месяца. Личность уникальная, случай из ряда вон выходящий.
Студенты заглянули в иллюминатор в двери. В белой палате у стены стояла больничная кровать, в углу прикрученный к полу столик, на котором лежала Библия и еще несколько книг, и стоял прикрученный же стул. Напротив же окна, весь охваченный солнечным сиянием, был силуэт Гудалова. На истинное изумление всех, он отжимался, стоя на руках в центре палаты. Тело его и ноги были прямые, словно свеча, а мощные руки сгибались почти под прямым углом в локтях. Ростом он был что-то около ста восьмидесяти пяти сантиметров и настолько мощного телосложения, что было даже страшновато. Больничный костюм, будучи пошитым не индивидуально, облегал его рельефную фигуру. Казалось, мышцы его были тверже самих больничных стен, а в сочетании с очень складным, довольно коренастым даже при его росте телосложением, это производило огромное впечатление. Довольно короткие темно-русые волосы, четкий подбородок, прямые губы, крепкий нос чуть с горбинкой от перелома, четкие брови и спокойные, глубокие, очень внимательные, словно бы знающие гораздо больше, чем все остальные, серо-зеленоватые глаза. На предплечьях его были довольно странные татуировки, походящие на колдовские пиктаграммы, на ладонях были вытатуированы христианские кресты; остальные части тела были закрыты. На руках его имелись глубокие рвано-резаные шрамы. Также шрам проходил по левому виску, скуле, щеке и шее. Еще один был на горле.
– Неотложка была вызвана очевидцами, обнаружившими его в невменяемом состоянии в одном из дворов города. Ощутимого сопротивления санитарам бригады Гудалов не оказал. Врачами был констатирован хорео-атетоз2, стойкий галлюцинаторный бред и мидриаз3. Первые тридцать минут на внешние раздражители абсолютно не реагировал. Затем вышел из состояния хорео-атетоза и стал крайне буйным пациентом, к счастью, уже в палате. Буянил он два дня кряду. Сам он и без того атлет, а в состоянии припадка сами представляете. Не иначе, как впятером, да с шокерами, его скрутить было невозможно. Двоим санитарам он сломал руки, еще одному сломал челюсть, три ребра и бедренную кость… – эти слова Журавлев произнес, особенно выделив. – В следующие дни стал, словно слон, спокойным, уравновешенным, не проявлял ни малейшей агрессии. На лицо галлюцинаторный вариант шизофрении катотонической формы, шубообразного течения с истероподобными припадками. Хотя, не типично, что изначально галлюцинации были сразу визуальными, а не вербальными. Пациент проявляет характерный, стойкий религиозно-мифологический высокосистематизированный бред с признаками бреда величия. Атипично то, что при наличии ярчайшей продуктивной симптоматики, его негативная симптоматика крайне скудно выражена. Ни аутизма, ни амбивалентности4, ни абулии5 у него не отмечается; на лицо лишь некоторая холодность к окружающим, скудность эмоциональных реакций и некоторая полярность суждений. Он очень здраво мыслит, образован, все воспринимает адекватно. Не подходит ни