применять подобное воздействие, но тут пришлось. Конечно, арфист, при надлежащем умении и желании, мог бы сработать тоньше и деликатнее… Однако поспешим, пока не появился еще кто-нибудь – не хотелось бы заниматься массовым распугиванием граждан.
– Что я должен делать?
– Встань в центр, поближе к Вечному огню. С какой стороны – не важно.
Я послушно становлюсь в указанное место и наблюдаю за тем, что делает Дарья. Она же обходит мемориал по периметру, касаясь по очереди всех плит с надписями. Если она при этом что-то и говорит, я ничего не слышу. С каждым касанием вокруг делается все темнее. Или мне это только кажется? Да нет, совершенно точно – темнеет не только светло-кремовое небо, но и все вокруг. Когда Дарья завершает свой обход, белая ночь уже совсем не белая.
Затем Пробуждающая подходит и становится рядом со мной.
– А теперь самое главное. – Она извлекает из кармана нож.
Я слегка напрягаюсь. Ритуал уже напоминает чернокнижный, и как бы моя роль в нем не свелась к роли жертвенного агнца.
– Не бойся, – снова уловив мои мысли, произносит Дарья. – Это не страшно и почти не больно.
– Ну да, – нахожу в себе силы для шутки я. – «Чик – и ты уже на небесах!»
– Что-то вроде, – совершенно серьезно отвечает Пробуждающая.
Она приближается к Вечному огню, протягивает руку с ножом и какое-то время держит лезвие над пламенем.
– Его необходимо очистить, – поясняет она.
Я киваю, про себя прикидывая возможные пути для отступления, хотя почти не сомневаюсь, что никуда отсюда не побегу. Инстинкт самосохранения вопит об опасности, но воля приказывает ему заткнуться: я твердо намерен довести начатое до конца. Помимо всего прочего, мне дико интересно. И тем больше, чем дальше все это заходит.
Наконец очищение закончено, и Дарья возвращается ко мне.
– Готов?
Я киваю, стараясь не показать внутреннего напряжения. Пробуждающая берет меня за руку и нараспев читает заклинание. Оно, насколько я успел запомнить, состоит из фраз, начертанных на плитах у входов в мемориал, только избранных и взятых в измененной последовательности:
К сонму великих
Ныне примкнули
Сыны Петербурга,
Кто кровь свою отдал
За то, чтоб богатство
Власть и познанье
Стали бы
Жребием общим.
Посев ваш
Жатвой созреет
Для всех населяющих
Землю.
Завершив чтение, она вытягивает вперед наши соединенные руки и колет ножом сначала свой, а потом и мой палец. Капли нашей крови падают на гравий и там смешиваются.
В тот же миг все вокруг меняется. Через нас будто прокатывается темная волна, и неестественные для белой ночи сумерки еще сильнее сгущаются. Видневшиеся вдалеке немногочисленные прохожие тут же исчезают, будто кто-то стер их с лица города. Исчезают и машины, как движущиеся, так и припаркованные. Происходящее кажется безумием. Протираю глаза свободной левой рукой, но наваждение не пропадает.