делать теперь с этой „участью“? Надо просто снять проволоку и подстричься», – размышлял он, глядя на отражение в зеркале на фоне белой кафельной плитки. Но венок не снимался, он будто врос в кожу, и попытки разрезать его плоскогубцами добавляли только ссадин на руках. От бессилия Николай присел и тихо заплакал, из глаз потекли кровавые слезы.
«Нет, только не это! Я не Бог! Я не готов и не хочу быть Богом! Мне только 33, и я обычный грешник, пусть и талантливый». Мысли путались и сбивались, наступая друг другу на пятки. Уваров сидел на полу ванной в трусах и венке, пытаясь дать рациональное объяснение произошедшему. Новый Всевышний не заметил, как легкая бледно-голубая пыль мягко и невесомо воронкой вошла в него через макушку и растворилась внутри. Взгляд серых глаз стал чужим и «мертвым».
«Ты подготовишь проект креста и сам сделаешь его. А потом установишь на самой высокой смотровой площадке Родины-матери и примешь распятие как очищение своей души!» – сказал голос внутри.
Николай наспех умылся, собрал в хвостик вьющиеся поседевшие волосы, завязал поверх венка черную бандану, обнаруженную в шкафу, и отправился на работу в Институт. Собрав сотрудников в зале для совещаний, сказал:
– Ребята, ближайшее время я буду занят собственным проектом. Прошу не отвлекать. Вы продолжаете работать в обычном режиме над плановыми заданиями.
– Вам помочь, Николай Владимирович?
– Нет, Саша. Я сам. И еще. Прошу все заказанные мной материалы доставлять ко мне в мастерскую немедленно. Спасибо, – кивнул Уваров и ушел к себе.
О случае в ресторане никто не помнил, странный вид и поведение начальника насторожили коллег, но мешать или сообщать куда надо они не стали, лишь наблюдали и незаметно фотографировали происходящее через стеклянную стену мастерской.
Но Николаю Владимировичу было все равно, он не ощущал усталости, почти не ел, не пил, не спал и никого не замечал. Начертил проект – чтоб стоял вечно, как однажды одному из сотрудников ответил Уваров, принялся варить металл, строгать на станке заказанную из Бразилии ятобу цвета разбавленной крови, пропитывать и обрабатывать ее средствами, от запаха которых убегали из помещения все, кроме автора сего творения. Зрелище завораживало: над трехметровым крестом в работе склонился худой мужчина с длинными волосами, отрешенным взглядом и терновым венком на голове. Казалось, сейчас мученику положат этот крест на спину, и Николай пойдет на свою Голгофу.
Через неделю крест был готов. При его виде крестились даже заядлые атеисты. Весь Институт ходил поглазеть на это чудо.
А Николай Владимирович впервые за неделю пошел домой – подготовиться к завтрашнему дню. В квартире было пыльно, душно и тихо, только часы на стене звучно отсчитывали время. Уваров сходил в душ, погрыз завалявшиеся сушки с водой, подготовил белую рубашку и подошел к окну. Полная луна висела, казалось, прямо перед ним, на уровне пятого этажа, и ждала,