Бенджамин Дизраэли

Алрой


Скачать книгу

но не без лучших атрибутов царства – богатства и подданных.

      – Подданные? Рабы, братство рабов!

      – Кем быть нашему народу – на то воля Бога, а мы поклонимся с трепетом.

      – Я не стану кланяться, не буду трепетать.

      – Смолкни, Давид! У Бога не в чести те, у кого шея не гнется. Он карает чрезмерно гордых духом.

      – Такие покорили Канаан!

      – Милый брат! Ты пребываешь в тревоге за всех нас, за судьбу Израиля. Я пришла, чтоб приручить демонов в удрученном сердце. Кем мы были прежде – то чудный сон. Кем станем в будущем – это светлая надежда. А кто мы в настоящем есть? Главное – мы есть. Сейчас я разумею только нас с тобой. Твое мимолетное объятие, твоя редкая улыбка мне дороже благородства крови, пышности садов, роскоши палат.

      – Кто там за дверью?

      – Халев.

      – Будь добра, Мирьям, передай дяде, что скоро я присоединюсь к пиршеству. Но ненадолго мне хочется остаться одному. Нет, постой, сначала вытри слезы.

      – Эти слезы не от горя.

      – Господь с тобой, Мирьям. Ты – утешение моей жизни. А сейчас, прощай!

      Мирьям ушла, оставив брата на произвол неотступных мыслей и сомнений.

      “Я избегаю влияния женских чар. Они не добавляют доблести герою. Я не знаю любви. В моем сердце есть место только для Мирьям, сироты и моей сестры. Удивительное сходство меж нами. Когда на праздник Пэсах она шутки ради намотала на голову мой тюрбан, дядя по ошибке назвал ее Давид. Мне кажется, если б сыновья Израиля были столь мужественны, сколь красивы его дочери, мы б по сей день пели наши песни в Сионе”.

      “Я твержу себе, что женские прелести не волнуют мою кровь, но иной раз прокрадется догадка, что прислонись доверчиво к моей груди нежная головка, и случись сие вдали от посторонних глаз, ушей и ртов, то, быть может, отступились бы от меня вселенские терзания. Впрочем, пустое! Усомниться – значит утратить силу. Жизнь – это сон, и моему сну безмятежным не бывать”.

      1.2

      За воротами Хамадана, неподалеку от города, незаметно расположился островок ухоженной земли, в центре которого возвышалась старинная гробница – захоронение еврейской царицы Эстер и родича и наставника ее Мордехая. Священное для иудеев, уединенное это место служило верным прибежищем Давиду Алрою. Вот и сейчас, перед заходом солнца, спасаясь от насильной радости праздника, юный Предводитель пришел к могилам древних героев, чтобы утешиться и забыть горечь минувшего дня.

      Алрой вступил за ограду, запер ворота. Ни звука вокруг. Тишина – лучшее из утешений, ибо не порождает новых слов. Но вот послышался стук лошадиных копыт, раздался крик.

      Алрой повернулся на звук голоса и увидал сластолюбца Алчирока, нового правителя города и брата Сельджукского султана. Господина сопровождал любимый слуга, араб, верный пособник хозяина в свершении гнусных его поступков.

      “Эй, пес! – возопил негодующий Алчирок, – ты глух, или глуп, или то и другое вместе? Мне дважды повторять? Открывай ворота!”

      "Зачем?”